Отвечал Сушков очень торопливо, нечисто выговаривая слова, иногда съедая их окончания. При этом он размахивал рукой, рассыпая вокруг пепел. Едва уловив главное, Феликс Макарович на полуслове оборвал литератора:
— Довольно, Сушков. И давай последний раз об этом. Ты оказываешься несостоятельным должником. Три года мы платим тебе по четыреста рублей в месяц и не лезем в твою кухню. Так?
— Н-ну… — смущенно затянул Сушков, а глаза его остро и зло сверкнули.
— В будущем году десятилетие треста. Ты обещал к юбилею книгу?
— И обещал, и сделаю, — с неприкрытой обидой ответил Сушков.
— Если в декабре не будет рукописи, к юбилею книги не будет. Так?
— Я все понимаю, Феликс Макарович…
— Долги надо платить аккуратно, Сушков. Чтобы через месяц рукопись лежала здесь, — хлопнул ладонью по столу. — Договорились?
— Вы же знаете, — с обидой и обузданным гневом заговорил Сушков. — Я все лето как проклятый. Ни проходных, ни выходных…
Вместо того чтобы напрягать внимание и слух, вникая в неразборчивую речь обиженного литератора, Феликс Макарович вновь оборвал его на полуслове:
— Извини, но у меня ни минуты лишней. Так что… — и прощально вскинул руку.
Поднялся Сушков, будто выпуская на волю скопившиеся во рту слова, беззвучно пошевелил влажными губами, тыльной стороной ладони обтер рот и направился к выходу. Он уже дошел до двери, когда в спину ему забасил Феликс Макарович:
— Да-а… Послушай, Сушков… Нужна твоя помощь… — Подошел к остановившемуся Сушкову, ухватил его за лацкан пиджака. — Получил письмо из «Октября», просят статью «Герои в жизни и в литературе». Если в первой половине темы я хоть что-то смыслю, то вторая прямо по твоей части. Посиди пару деньков, набросай болванку, потом вместе покумекаем.
Обиженный Сушков с показной медлительностью молча вынул из кармана ручку и блокнот, что-то небрежно записал и, не обронив ни слова, вышел.
Когда дверь за ним затворилась, Феликс Макарович вдруг захохотал. «Только бы жрать, пить да баб тискать. Боров. Покрутись-ка на горячем…»
Мигнул глаз селектора. Феликс Макарович не спеша подошел к столу, вдавил клавишу. Послышался низкий, разреженный и хрипловатый голос Ерофеева:
— Але… Але… Ф-феликс М-макарович?.. Эт-то Ерофеев…
— Привет, Ерофеев. Что стряслось?
— К нам пожаловал ревиз-зор стройбанка…
Заикался Ерофеев только в минуты сильного волнения. Потому Феликс Макарович и ответил с веселой беззаботностью:
— И что? Разве впервые? — подождал отклика и уже поделовитей: — Исполнительная документация в порядке?
