Я подошел. Она улыбнулась и протянула мне руку.
— Это мой муж, доктор Лоржнг. Эдвард, это м — р Филип Марлоу.
Парень с бородкой мельком глянул на меня и еле заметно кивнул. Других движений не произвел. Видимо, экономил энергию для более важных дел.
— Эдвард очень устал, — сказала Линда Лоринг. — Эдвард всегда очень устает.
— С врачами это бывает, — заметил я. — Принести вам что — нибудь выпить, м — с Лоринг? Или вам, доктор?
— Ей уже хватает, — изрек он, ни на кого не глядя. — Я не пью. Чем больше смотрю на пьющих, тем больше этому радуюсь.
— Вернись, малютка Шеба, — мечтательно произнесла м — с Лоринг.
Резко повернувшись, он угрюмо посмотрел на нее. Я ретировался в направлении бара. В обществе мужа Линда Лоринг казалась другим человеком. В голосе и выражении лица сквозила язвительность, которой в недавнем нашем разговоре я не чувствовал, хотя она и злилась.
У бара стоял Кэнди. Спросил, что я желаю выпить.
— Пока ничего, спасибо. Меня просил зайти м — р Уэйд.
— Es muy occupado. Senor. Очень занят. Я решил, что любовь к Кэнди мне не грозит. Я молча взглянул на него, и он тут же добавил:
— Но я иду посмотреть. De pronto, Senor. Он осторожно пробрался сквозь толпу и моментально вернулся.
— О'кей, приятель, пошли, — бодро пригласил он.
Я последовал за ним в глубину дома. Он открыл дверь. Я вошел, он прикрыл ее за мной, и шум сразу затих. Комната была угловая — большая, тихая, прохладная. За стеклянной дверью виднелись розовые кусты, в окне сбоку установлен кондиционер. С порога было видно озеро и Уэйд — он растянулся на длинном кожаном диване. На солидном письменном столе светлого дерева стояла пишущая машинка, рядом с ней — стопа желтой бумаги.
— Молодец, что пришли, Марлоу, — протянул он лениво. — Располагайтесь.
Пропустили уже глоток — другой?
— Нет еще. — Я сел и посмотрел на него. На вид он был еще бледный и потрепанный. — Как ваша работа?
— Прекрасно, только утомляюсь быстро. Жалко, что после четырехдневного запоя так паршиво себя чувствуешь. Иногда в это время лучше всего пишется. В нашем деле стоит заклиниться от напряжения — и конец, ничего не выходит.
Главное, чтоб легко работалось — тогда получается. Все, кто говорит наоборот, врут, как сивый мерин.
— Может быть, это зависит от человека, — заметил я. — Флоберу нелегко работалось, а писал он прилично.
— О'кей, — сказал Уэйд и сел. — Значит, Флобера читаете, значит, вы интеллектуал, критик, ценитель литературы. — Он потер лоб. — Я завязал, и это омерзительно. Мне противен любой человек со стаканом в руке. Надо идти туда и улыбаться всем этим гнусным гадам. Все они знают, что я алкоголик.
