Чужак сел и, передернув плечами, выбрался из обвязки. Я говорить не мог, а он не хотел. Лицо его было напряжено, на челюсти ходили желваки.
– Я слышал тебя, – наконец произнес чужеземец. – Когда поднимался. Полагаю, твой отец скоро вернется домой.
Он убрал вещи в сумку.
– Думаю, тебе лучше пока туда не соваться. – Он все еще на меня не смотрел. – Ты же знаешь, я должен выполнить работу. Я хочу поговорить с твоим отцом. Предпочтительно наедине.
* * *
– Вы не сможете войти в дом, – прошептал я. – Нельзя.
– Я помню, подожду снаружи. Обещаю остаться на крыльце. – Чужеземец разглядывал зев пещеры. – Я дождусь его и попрошу разрешения войти. И если он откажет, поговорю с ним на улице. Но я хочу, чтобы ты пока остался здесь. Хорошо?
Его взгляд скользнул по яме и к темной пустоте за ней и, наконец, вернулся ко мне, к моим маленьким конечностям.
– Что ж. Тебе есть где пересидеть? Тихонько? Подальше от глаз? На всякий случай, чтобы твой отец не… – Чужак прижал палец к губам. – Нужно, чтобы ты не издавал ни звука. Но слушай внимательно, я могу позвать тебя, как только задам вопросы твоему отцу.
– Я найду, где спрятаться.
Может, на скрюченном дереве? На какой-нибудь ветке.
– Где тебя никто не увидит, – напомнил чужак. – Подальше от дома.
Его настойчивость пугала. Мне негде было затаиться в сумерках, чтобы отец не заметил наблюдения.
– Не знаю, – пробормотал я, но чужак встревожился, и я добавил: – Я найду место.
– Отлично, – кивнул он, затем подхватил сумку и скрылся в сиянии дня.
Щурясь, я двинулся следом, но из пещеры не вышел, просто проследил, как он спускается по тропе.
Это очень походило на последние мгновения. И я безумно устал и не хотел выходить на свет.
Будь я дома, то спрятался бы в гостиной и закрыл дверь. Или забился бы в шкаф, обмотавшись старыми простынями. Но домой я пойти не мог.
Яма наблюдала за мной поверх мусора и внутренностей холма. И, несмотря на ее содержимое, я шагнул к ней ближе.
Она не была мне ни другом, ни врагом. Лишь расщелиной, полной камней и древнего хлама. Ну и кое-чего специфического. Я не стремился к тому, что внизу, но и не чувствовал необходимости от него бежать, не теперь, и пусть я боялся, но не больше чем всего остального. В тот миг, перед разговором чужака с моим отцом, я боялся ямы меньше, чем выйти на свет.
Я вновь углубился в темноту. И зашептал ей – вдруг мама услышит.
Если придет отец, то увидит меня, потянется ко мне… Я бросил камень через раскол на выступ за ним.
