* * *
Мы миновали последний поворот в предгорье и оставили позади главную улицу. А я все оборачивался, лишь бы напоследок хоть мельком увидеть мост через овраг и выстроившихся на перилах ранних ловцов, готовых к первым летучим мышам. Отец опустился передо мной на колени.
– Хватит. – Он мягко сжал мою руку и заставил смотреть на него, пока под моими ногами хрустели камни, а воздух становился все тоньше. – Хватит. Дни выдались ужасные, я знаю. И знаю, что ты был напуган, не понимал, что произошло и что делать. Я тебя не виню. Я все понимаю. Но пора это прекратить. Больше никаких побегов. Никаких пряток в городе. Или где угодно еще. Хорошо? Ты меня понял?
Он вновь сжимал мою руку, пока я не ответил:
– Да.
– Отлично. Нас осталось только двое, и мы нужны друг другу. – Мы должны заботиться друг о друге, верно? Так что… Мы научимся. Больше никаких побегов. Договорились. Если ты снова сбежишь, мне придется идти тебя искать, и я буду зол и расстроен. А теперь иди ешь. Эти городские ублюдки…
Отец осекся. Будто я уже не слышал от беспризорников все слова, которые он мог бы произнести. Будто я не читал их прежде в книгах, которые давала мне мама.
БОЛЬШЕ Я НЕ СБЕГАЛ, ХОТЯ НЕ РАЗ ОБ ЭТОМ думал и однажды даже почти попытался.
Я снова смог зайти в верхнюю комнату.
Как только отец оставил меня одного, я быстро, чтобы не передумать, взял свечу и впервые за несколько месяцев прокрался на чердак. И пусть я дрожал, пока поднимался, но стоило войти, даже несмотря на темноту, ни страха, ни потрясения я не почувствовал. Лишь пустоту.
Охотник не соврал: кровь стерли. Как и мои рисунки, которые я считал тайной.
Комнату сотрясали сильнейшие ветра, и я частенько смотрел сквозь ночь и наполненный звуками воздух нагорья, воображая, как направляюсь прочь от холмов, но не уходил. Не могу сказать, что принял осознанное решение остаться, просто не чувствовал в себе тяги и способности отыскать собственный путь или типа того. Чертополох на ветру! Вот как я думал о себе неделями. Размышления о собственном прошлом – то еще таинство.
Отец продолжал мастерить ключи. Предположительно для себя.
Днем я бродил по округе. И не единожды слышал этот стрекочущий зов откуда-то с крутого участка между городом и верховьем. Слышал жалобные стоны вьючных животных. А однажды – даже грохот двух отчетливых специфических выстрелов.
* * *
Я не могу вам внятно сказать, чего хотел от меня отец. Может, ему был нужен я сам. Он любил меня, но и маму тоже, и эта любовь не мешала мне наблюдать за ним и ждать, когда на лице его появится то самое выражение. Любовь не мешала мне гадать и удивляться.
