Я остро чувствую чужую патологию. Работа такая — ни на что не вестись, с ходу разоблачать любые попытки утащить меня в сторону, навязать свою картину мира.
Это сначала учишься подвергать все сомнению. Следующая стадия — ты перестаешь сомневаться. Все неправильное отметаешь сразу. К чистому — припадаешь и пьешь. И знаешь все помимо слов. Любые слова сыплются мимо. Нет, я могу очень внимательно впитывать всякую ересь. Лучше от этого никому не станет. Я кормлюсь тем, что выискиваю такие болячки — и расковыриваю их. Норма сама по себе — глубоко клинический случай, а отклонения от нормы — да журналисту только о них и приходится писать…
…А потом как выйдешь «в чисто поле», как взвоешь: Господи, дай мне нормальных! Нормальных людей дай! Да потому, что нельзя постоянно метаться в навозе, лавируя по минным грядкам. Нельзя круглосуточно работать Штирлицем и только высматривать, не смея засветиться. Нельзя бродить последним носителем земного разума среди инопланетян. Хочется к своим. Своих людей хочется! И плевать, что, наверное, все равно сомнительная получается картина. Мол, там, где меня перестают раздражать несоответствия и все кажется «ровным», просто заканчивается чужое безумие — и начинается мое. Черта с два. Себе я верю абсолютно. На том стою.
…Я совершенно точно знала, чем я занимаюсь по жизни. Я продавала чужие души. «Я про тебя уже написала…» Это звучало как приговор.
Крайняя степень удивления. Вот какое чувство вызвал у меня фильм «Основной инстинкт». Когда я однажды наконец-то его посмотрела.
Нет сомнений, он тянет на диссертацию по судебной психиатрии. Тем пикантнее, что во всех своих программных заявлениях героиня — писательница-убийца — изъяснялась моими словами! Она обожала монстров в человечьем обличье и писала только об убийцах. Она выманивала из человека зверя, заставляя притаившуюся внутри черноту с треском проламываться наружу. Вот и задумаешься, так ли полезно «свободное течение духа»… У не ограниченных препонами инстинктов хриплое зловонное дыхание и звериный оскал. Своему-то зверю она давно позволила торжествовать в полной свободе.
Основной инстинкт — это инстинкт убийцы. Самое сильное, самое восхитительное чувство. Сколько свободы, сколько власти в том, кто принял себя, принял зверя внутри себя — и полюбил его. Это жизнь уже совершенно иного качества, жизнь избранного. Ради нее кому-то из неизбранных… да, придется умереть.
…Мне уже было знакомо фантастическое чувство, что жизнь непоправимо вторична по отношению к тому, как ты преобразуешь ее на бумаге, что настоящая жизнь — только та, что выходит из-под твоего пера. И если твоя история требует какую-то деталь, ты пойдешь и создашь эту деталь. Чтобы потом ее описать…
