«Нет, Бруно. Мы ценим ее, потому что она коротка – но почему она коротка? Почему жизнь отлетает так внезапно, когда тем, кто остается позади, еще так много нужно сказать? Так много, что тишина – словно набившая рот вата, и когда наступает время говорить, ты способен только молчать. Так много остается несделанного. Что происходит с теми поступками, которые человек уже не совершит?»
Я взвесил ее слова.
«Мне кажется, что я больше ничего не хочу знать», – сказал я.
Она закусила губу. Я видел в ее глазах, что она-то хотела ответов на все свои вопросы.
Мы говорили без конца. Многое из того, что я сказал Ханне в те первые, длинные, насыщенные дни, слетело с моих губ без предварительного обдумывания. Слова сгущались в тишине, как тучи, и проливались на нее дождем. В наших разговорах я понял, что знаю то, о чем даже не подозревал.
Она согласилась поехать в Сан-Франциско. И мы вернемся в Лос-Анджелес по дороге вдоль скал на берегу океана – по самому краю страны, в которой мы прожили долгие годы.
Прежде чем мы отправились на парковку, Ханна захотела отдать Птичнику принесенную для него вещь.
Мы подошли к нему, и дети расступились, чтобы дать нам место. Ханна достала из сумочки потрепанный томик. Книгу. Она протянула ее Птичнику.
Это была Британская энциклопедия птиц.
«Посмотри на обороте», – сказала Ханна.
Он открыл книгу.
Надпись гласила:
Нашему любимому сыну Джонатану.
Пусть птицы, которых ты так любишь, всегда любят тебя.
«Видишь, эта книга принадлежит тебе», – сказала Ханна сентиментально.
«Нет, милая девушка, – сказал Птичник. – Эта книга принадлежит тебе – но ты не принадлежишь этой книге».
Он наклонился к ней совсем близко.
«Ты принадлежишь самой себе», – добавил он.
X
Мы были двумя молчаливыми попутчиками в машине. Мне кажется, какой-то французский писатель написал, что мы замечаем рождение любви и ее угасание по степени неловкости наедине друг с другом.
Ханна прилетела в Сан-Франциско на концерт. Он прошел вскоре после полудня. Благодаря столь раннему времени среди слушателей было больше, чем обычно, детей. Извлекая каждую ноту из своего инструмента, я не переставал ощущать ее присутствие, как она смотрит на меня, слушает – закусывает губу.
Силуэт Анны возник, как и прежде, но он показался мне очень далеким. Когда я обернулся взглянуть на нее, мой взгляд поймал лишь тонкий контур ее тела. Она покидала меня, и это меня не удивило. Я задумался, куда она отправится теперь. Я буду по-новому скучать по ней.
