Воздвиженская оказалась дома не одна. Из Губернаторского [26] Николаева в заштатный Севастополь к ней приехала погостить мать. В гостиной сидели еще два офицера, незнакомые Казарскому. Майор артиллерии и, сразу остановивший на себе внимание, рослый, с закрученными, как у Николая I, пышными усами капитан-лейтенант с флигель-адъютантскими вензелями на эполетах - буквой «Н» («Николай»).
Это еще кто? Казарский ревниво взглянул на залетного красавца.
Было ясно, что они с Семеном Михайловичем припоздали. Но Татьяна Герасимовна - что за прелесть! - не умела сердиться по пустякам. Увидев их, радостно воскликнула: «Ах, как хорошо-то!» В последний год эти слова: «Ах, как хорошо-то!» - стали ее любимым присловьем. Быстро и легко поднялась с дивана, пошла навстречу со своей сияющей улыбкой счастливой женщины. Протянула Казарскому узкую прекрасную руку, и он после запахов верфи: смолы, пеньки, стесываемого дуба, каленого железа, - ощутив запах ее духов, едва уловимое тепло, излучаемое ею, - почувствовал едва не дурноту в себе.
- Отшельник! - засмеялась Воздвиженская. - Вам так не нравится мой дом? Вам так неприятно видеть меня? Почему, вы от меня прячетесь, Казарский?
Он продержал ее руку у губ дольше, чем это было бы прилично. Но она не отняла ее. Смотрела на него, улыбаясь глубокими, бездонными глазами.
- Ах, как хорошо-то… - повторила.
Капитан- лейтенант так и не понял, что «хорошо-то»? То ли то, что «отшельник» заглянул в дом? Или то, что пришел Стройников, которого, видно, больше ждали, чем его? Или, может, то, что в доме этот усатый красавец?
Промельками пронеслись в памяти картинки встреч с Воздвиженской в Дворянском собрании. В этих картинках открылся смысл, которого раньше не улавливал. Вот это сияющее выражение счастливой женщины установилось в лице Татьяны Герасимовны именно после знакомства с Семеном Михайловичем. Да они же сразу стали приглядываться друг к другу. Как можно было этого не заметить? Что обманывало-то его? Обманывало их уверенное спокойствие, которое он принял за равнодушие дружбы. Когда в собрании Стройников танцевал с хорошенькой, похожей на белокурую куклу юной Мекензи, Татьяна Герасимовна не провожала его ревнивым взглядом. Танцевала сама, теряясь, кого выбрать. Очень часто с Казарским. Оглядывала зал в огнях, повторяла полюбившиеся слова: «Ах, как хорошо-то!» Хорошо танцевать в Собрании. Хорошо быть радостно-спокойной, не чувствуя ровным счетом никакой неприязни к куколке с льняными кудряшками Мекензи. Хорошо, что есть в душе непоколебимое ощущение своей власти над этим упрямым в своем затянувшемся холостятстве капитан-лейтенантом.
