Вот ведь все как было…
Мать Татьяны Герасимовны звали Марией Дмитриевной. Это была немолодая, сухонькая женщина. Но глаза у обеих были одинаковые. У матери тоже такие же темные и большие, но не такие быстрые и блестящие. Тем не менее и они приятно освещали привядшее лицо пожилой женщины.
- Мой добрый сосед, майор Николай Васильевич Дедюхин, - представила Татьяна Герасимовна майора артиллерии.
Казарский поклонился. Майор был не интересен.
- Мой брат, Дмитрий Герасимович Лазутин, - улыбаясь, лаская глазами флигель-адъютанта, гордясь им, представила Татьяна Герасимовна. Приказала строго: - Прошу любить!
«А ведь Стройников женится!» Понял Казарский.
Сердце билось отчаянно, кровь прилила к лицу.
Он сделал вид, что страшно обрадовался, что этот рослый красавец - брат, всего брат, именно брат. Воскликнул громко:
- Как я сразу не догадался? Вы же все трое так похожи!
И объединил взглядом сухонькую женщину и брата с сестрой, на самом деле очень похожих.
В сердце - ножевое ранение.
С этой раной теперь и служить, и жить.
Ну а, положим, жизнь бы вернулась назад? Положим, на календаре год 1826-ой. И что? Разве бы все по-другому кончилось?
Если бы дядя наследство отписал, свои 70 000 золотых рублей, тогда б можно было все по-другому решить. А входить в дом жены и вводить за
собой целый сиротский приют, маменьку, двух сестер, брата? Каково?
Ничего бы не переменилось. Так бы и прожил вновь три года, как уже прожил их.
Пригласили к столу.
Казарский с грустью оглядел стол. Копченая лососина, красная икра, зеленый горошек и маседуан, пирожки с мясом, - все это предлагалось всего как закуска. На столе стояли охлажденные, запотевшие бутылки померанцевой. И отдельно веселой темной стайкой вина, хорошая марсала и золотистый херес. Казарский нашел в себе силы даже улыбнуться и боковым зрением взглянуть на Семена Михайловича: понимаю, мол, брат, ради кого все это. Утром «Рафаил» уходил в крейсерство. Такой стол всего для прощального ужина?… Девчонка Дуняшка знала, видимо, поболее его. Такая же румяная и такая же «чистенькая», как хозяйка - с той свежей белизной кожи, которую дает безупречное здоровье - носилась, как на крыльях, между кухней и гостиной. Услуживала гостям с радостной, сияющей, «хозяйкиной» улыбкой.
Смотрины.
Вот что тут происходило.
Вот почему тут и мать из Николаева, и брат из Петербурга.
Воздвиженская, встретив Казарского, уже не отпускала его от себя. Села за стол рядом с ним. Протягивая руку, убирая ее, двигаясь, задевала то руку, то плечо Казарского. Край ее юбки из черного, жесткого шелка касался его ног. Он, беззаботно улыбаясь, с печалью сознавал, что место рядом с ним Татьяна Герасимовна выбрала для того только, чтобы быть лицом к Стройникову, с которым она визави. Выбрала, чтобы иметь возможность поднимать от тарелки глаза на него и улыбаться ему прелестной, много значащей для обоих улыбкой.
