Лето, осень, зима 1828-го года прошли в походах. Пришел год 1829-ый. Русско-турецкая война продолжалась.
Рано, в середине февраля, обманутый ненадежным теплом, зацвел дурашка-миндаль. Холода приходят в Крым не по календарю, не в декабре или январе, а тогда, когда ледоход сдвинет глыбы льда в реках, погонит их колючим сквозным норд-остом к югу. Но пока север еще укутан снегами, там на гребешках сугробов жесткий наст. И Крым живет сам по себе. Снег, обрадовав глаз, выпадет, мягкий, пушистый. Полежит день-два. И обессилит. Скомкается в ноздреватые, грязные кучки. Из-под него островками проступит сырая земля, на ней слежавшиеся настилы прошлогодней листвы. И местами проглянет, засмеется зеленая, изумрудная травка, пробившаяся еще осенью, ожившая.
«Меркурий» стоял на ремонте в доке Севастопольской верфи. Команда жила на берегу, в казармах. Деятельно готовилась к выходу в район боевых действий, - к Румелийским берегам. Жили сосредоточенной, полной тяжелого труда жизнью.
В последний февральский вечер прислал к Казарскому своего вестового Стройников. Настоятельно звал к Татьяне Герасимовне Воздвиженской. Казарский прочитал записку. Такого еще не было, чтобы в дом Воздвиженской приглашала его не Воздвиженская, а Стройников.
Дел на корабле было невпроворот. Но вдруг все отодвинулось. Все стало не таким важным, не таким срочным, каким представлялось до прихода вестового. Казарский отослал вестового, сказал, что сам будет на «Рафаиле».
Командирская каюта фрегата вдвое больше командирской каюты брига. Каждая ступенька трапа возвещала о корабле другого класса. Стройников был без сюртука, в тонкой батистовой рубашке с незастегнутым воротом. Казарского поразила перемена в товарище. В каждом движении, во всем облике нервная решимость. На что решился Семен Михайлович? Лицо у Стройникова и в феврале загорелое, каменно-крепкое. Шея крутая, молодая. В распахе ворота курчавится густота. Несмотря на зимнюю стылость каюты, весь он жарко пахнет морем, ветрами, невыветриваемым корабельным духом. Приметил Казарский и совсем новый блеск в глазах.
Опоздал он, Казарский…
Проворонил Воздвиженскую…
С чего он взял, что траур у молодых вдов бессрочен?
Да, сестры, Параша и Катенька, все еще не пристроены. И брат не на своем коште. Да зачем же было ждать всех? По месяцу, по два в дом Воздвиженской не заглядывать? Вон как красив, как полон молодой силы Стройников. Пошел в лобовую атаку и…
Казарский выпрямился и очень примой, закаменевший, прошел к иллюминатору. Только повернув лицо к морю, позволил себе расслабление. Губы его дрожали. В сердце битой, поджавшей хвост собакой скулила тоска.
