«Нужна бумага. Отцом послан»
- Я слушаю вас.
Лейтенант успокоился.
- Вы знаете, конечно, что мы с отцом живем не в большом согласии?
Казарский слышал об этом. Говорили, после того, как Артамонов-
старший вернулся из Петербурга хозяином имения своего двоюродного брата, сын выехал из большого двухэтажного родительского дома. Жил, как и Казарский, на квартире.
В легких сумерках комнаты за спиной лейтенанта примерещилась Казарскому жуткая виселица 1826 года. Это было летом. Все происходило на кронверке Петропавловской крепости. Повешением распоряжался генерал Голенищев-Кутузов, ныне военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга. Трое из пятерых приговоренных сорвались с веревок, как доносил генерал-губернатор «по неопытности наших палачей». Голенищев-Кутузов, человек простой и крепкий, с густыми, вьющимися бакенбардами, любитель анекдотов, не растерялся. Увидев сорвавшихся, расквасивших себе носы, крикнул, не потерявшись:
- Вешать снова!…
Говорили, лейтенант Артамонов очень любил своего дядю. Даже раз плакал в кают-компании «Пармена», представляя дядю, закованного в кандалы.
Флот политикой не занимался.
Флот воевал.
Но политика сама доставала моряков. На палубах появились разжалованные в матросы бывшие лейтенанты и капитан-лейтенанты.
- Господин Казарский, я в последней крайности…
- Позвольте, однако, узнать…
- Сейчас узнаете. Прошу вас только об одном: все должно остаться между нами.
Неохотно:
- Извольте…
Лейтенант быстро поднялся, метнулся к двери, крепко закрыл ее. Вернулся в кресло. Зашептал с усилием:
- Я все знаю про бумагу, которую вы вырвали у отца под наведенным на него дулом. Нет, нет, я даже рад, что вы все сделали так, как сделали! Я уважаю вас за этот поступок.
Он замолчал и стал тереть лбом о палец полусжатой в кулак правой руки. Молчал так долго и был таким отрешенным, что Казарскому показалось, что он забыт гостем.
Гость встрепенулся.
- Я могу показаться вам сумасшедшим, простите!… Так вот, у отца недостача. Отец продал дом в Севастополе. Перезаложил все векселя. Я знаю, его не посадят. Такие, как он, не сидят. Его беспокоите только вы и та бумага. - Он захрипел. - Меня она тоже беспокоит. Я хочу знать, что вы собираетесь предпринять?
Казарский подумал с минуту.
- Зачем вам? - спросил он.
- Если по флоту вдруг пойдут разговоры - а они пойдут, я знаю - от меня отвернутся все. Отречется даже мой командир господин Скаловский, которого я тоже уважаю как человека чести и долга. Мне не останется ничего, как подать в отставку… Уйти с флота, когда флот воюет… - Кадык его заплясал, прыгая над воротничком.
