А ночью, говорят, у Статуи Тролля собиралась всякая нечисть; но Аррен-то знала точно, что единственной нечистью, перекусывающей у ног громадины была она сама с Къертаром. На Кладбище она забрела давным-давно, когда от обиды хотелось умереть. Мать выгнала её из дому за грязные руки за столом, и помниться, она подумала: «Вот сожрут меня тролли, значит, так и надо!». Ей представлялись страшные, согбенные фигуры, выползающие из-под земли, с глазами, зелёными и большими, как плошки. Или красными, как уголья. Как они разберут, растащат её на косточки, и будут глодать в своих подземных жилищах — мёртвые, что поджидают возвращения живых.
Впрочем, тролли её не утащили — зато на обратном пути она подралась с ватагой мальчишек с Кривого переулка — и познакомилась с Къертаром. Так что день, который начинался так паршиво, оказался одним из лучших в её жизни.
Какой чепухой казались ей былые страхи!
Погост, заросший колючими кустами и высокой, по грудь, травой — был самым безопасным местом на свете, где они с Къертаром нередко играли в прятки, или в троллей и рыцарей, или в пиратов и торговцев.
А теперь, и вправду, пришла война.
И Къертар ждал, ждал её в овраге.
Ждал на кладбище, куда должны были придти тролли.
Те самые ужасные тролли, которыми пугали детишек уже последние две сотни лет.
И он торчит там по её милости — ведь должны были встретиться ещё утром, чтобы обследовать подземный лаз, недавно открывшийся после обвала — а затем отправиться на Праздник — вместе. Наверняка решил, что что-то её задержало, и сидит на краю оврага с ежевикой, чертыхаясь и болтая ногами.
Злой, голодный — но такой великодушный…
Боже, какая же она дура — ненавистная себе самой дура! Они давно могли бы быть на Пристани, заперлись бы в Общинном Доме, а весть Королям наверняка отправлена, и корабли из Гавани уже выплыли. Им бы только чуток продержаться, самую малость — Бельк с ополчением задержат троллей…
Но ещё не случилось ничего страшного.
Она ещё может, может, должна спасти его! Непременно спасёт.
Главное, добежать, добраться, быстрее…
И тогда они вернутся в город — и Короли, конечно же, пришлют дружину…
Несподручно бежать и плакать — но её щёки были мокрыми от слёз.
Она сбила все ноги — по утоптанной пыльной дороге. Но вот дорога, словно река, измельчала и превратилась в тропку — теперь она неслась по сухой траве, порой наступая на колючки или острые камни, ноги болели, и, казалось, даже распухли, ей не хватало воздуха, лёгкие горели.
