Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить | страница 62
Джованни оторвался от меня и сел у ободранной стены. Я сел напротив.
– Я пришел в обычное время, – рассказывал он. – У меня было хорошее настроение. Гийома еще не было, я прибрал, как обычно, бар, немного выпил и поел. Потом он пришел, и было видно, что у него отвратительное настроение – может, его отшил какой-нибудь юнец. Забавно, – улыбнулся Джованни, – но всегда заметно, когда Гийом в дурном расположении духа, – он сразу становится таким респектабельным. Попав в унизительную ситуацию, когда уже не скрыть, насколько он мерзок и одинок, он вдруг вспоминает, что принадлежит к одной из самых родовитых и старинных фамилий Франции и что его имя умрет вместе с ним. Тогда ему нужно срочно что-то делать, чтобы заглушить эти мысли. Устроить скандал, или переспать с каким-нибудь красавчиком, или напиться и подраться, или пересмотреть свои гадкие порнографические фотки. – Джованни замолчал, встал и принялся снова ходить по комнате. – Не знаю, что стряслось с ним сегодня, но он сразу принял деловой вид и искал, к чему бы придраться. Не найдя ничего, отправился наверх. Потом через какое-то время позвал меня. Терпеть не могу подниматься на второй этаж в его pied-à-terre[92], это всегда кончается сценой. Но ничего не поделаешь, я пошел наверх и увидел его там в халате, от него за версту несло духами. Не знаю почему, но, как только я увидел его в таком виде, прямо озверел. Он бросил на меня кокетливый взгляд, а сам в этот момент был чудовищно уродлив – тело, как скисшее молоко! – и вдруг спросил, как ты поживаешь. Я немного удивился – никогда раньше он не интересовался тобой, и ответил, что все у тебя хорошо. По-прежнему ли мы живем вместе? Может, надо было соврать, но с какой стати мне врать этому гнусному старому педерасту, и я сказал: само собой, – стараясь держать себя в руках. Тогда он стал задавать такие ужасные вопросы, что меня затошнило от его вида и речей. Решив, что нужно поскорей покончить со всем этим, я сказал, что такие вопросы не задают даже врачи или священники и что ему должно быть стыдно. Может, Гийом как раз и ждал от меня такой реакции, потому что сразу рассвирепел и напомнил, что подобрал меня на улице, et il a fait ceci et il fait cela[93], потому что находил меня восхитительным, parce qu’il m’adorait[94] и так далее, и что я неблагодарный и бесстыжий тип. Должно быть, я держался неправильно. Несколько месяцев назад я заставил бы его визжать, целовать мне ноги – je te jure!