Идеализм в истории философии [Словарь, Т. 2. (Г,Д,Е,Ж)] | страница 10

Здесь обе чаши весов «Критики» отвечают одинаково. Правда, в некоторых языках бывает какое-то количество слов, из которых могут быть созданы логогрифы, заморские шарады и хитрые ребусы — посредством разъятия слогов или перестановки слогов и букв. Но тогда получаются уже новые созерцания и явления слов, которые столь же мало совпадают с понятием данного слова, как и сами различные созерцания.

Возможно ли, спрашивает идеализм, с другой стороны, найти эмпирическое созерцание слова из рассудка? Возможно ли исходя из понятия разума найти материю имени, разума, то есть те самые семь букв и два слога немецкого языка или какого-нибудь другого?

Здесь одна чаша весов «Критики» указывает на решительное «Нет!». Но не возможно ли вывести из понятия форму его эмпирического созерцания в слове, в силу каковой формы один из двух слогов окажется a priori, а другой — a posteriori, или же, иначе, будут наглядно созерцаемы те самые семь букв, приведенные в известный порядок?

Тут глубоко спящий Гомер чистого разума с храпом восклицает «Да!», да так громко, как Ганс и Грета перед алтарем, — ему привиделось, что уже найден всеобщий характер философского языка — тот самый, который до сих пор только искали.

Но эта последняя возможность вычерпнуть форму эмпирического созерцания без предмета и его знака из чистого и пустого свойства нашего внешнего и внутреннего духа и души, — это есть именно dos moi poy stö [Дай мне, где стоять (греч.)] и proton pseydos [Первая ложь (греч.)] — весь краеугольный камень критического идеализма, столпотворения и орденской ложи чистого рассудка.

Материалы, данные или взятые, принадлежат категорическим и идеальным лесам, перипатетическим и академическим кладовым (стр. 286—289).

Антология мировой философии. Буржуазная философия конца XVIII в. - первых двух третей XIX в. В 4-х томах. Том 3./Ред. Мамонтов А.В. Академия наук СССР, институт философии. Философское наследие. Главная редакция социально-экономической литературы «МЫСЛЬ», М., 1971

«В его (Гамана) мировоззрении сочетается наивная вера лютеранина с проницательностью мыслителя, воздающего должное чувственным восприятиям, опыту. Именно эти восприятия и опыт делают для нас постижимым существование вещей внешнего мира.

Свой основной принцип философского мышления - принцип совпадения противоположностей - Гаман, по собственному признанию, заимствовал у Джордано Бруно.

В принципе совпадения противоположностей (principium coincidentiae oppositorum) он видел величайшую мысль итальянского философа. Этот принцип Гаман противопоставлял законам противоречия и достаточного основания, которые были невыносимы для него уже с университетских лет, ибо он «встречал противоречия везде, во всех основах материального и духовного мира.