Завязывались в шарканьях чарлстона
Интриги малых и больших антант.
В танго, над европейкой стан сутуля,
Впадал банкир Уолл-стрита в сладкий транс,
И только изредка для Джона Буля
Пытался негр играть английский вальс.
Вся зала семенила в лисьем шаге,
Влюбленно пары тискались в углах,
И Лиги Наций тесно жались флаги
На свежей краской пахнущих стенах.
Марьян забыла о былых партнерах,
Теперь не в моде было вспоминать,
У всех отшибло память в жадных спорах:
Кому что дать? И у кого что взять.
Текинцами похищенный, из плена,
Бежал из Быхова полу-Бурят —
Не выдержал родных детей измены
Приемный сын России — азиат;
И внук паши в турецком Измаиле
Чалдонов поднял строгий адмирал.
По бездорожьям русским к ним спешили
Все те, кого «Лозанец» не поймал.
Кончались на Украйне оперетки,
Брил оселедец гордый гайдамак.
Вельможный гетман выпорхнул из клетки
Петлюра с «вильной радой» пал впросак.
Пуляла смерть от Прута до Урала,
Топтала наспех сжатые поля,
В Поволжье горсть эсеров защищала
Казну царей и знамя «Февраля».
За вольность бились Дон, Кубань и Терек,
Заветы древности хранил Кавказ.
И вечный спор, о правде и о вере,
Мужичью Русь терзал. В который раз.
Бой начался и «Ледяным походом»,
Сквозь зимнюю холодную пургу,
Лег чести путь к войне гражданской годам,
Оставив след кровавый на снегу.
Европа безучастная глядела
На двух доктрин враждующий турнир,
Боялся красных и боялся белых
Версалем сотворенный хрупкий мир.
Что рассказать о днях благословенных
Европы западной, обласканной войной,
Днях изобилия всего, что бренно,
Днях инкубации болезни мировой?
Быть может, правду видел только Шпенглер,
Прозревший в утренней заре закат,
Когда политики и биржи маклер
Взял лицемерно имя демократ.
Кричали всем товарищи и братья
В статьях газет и в лозунгах афиш,
Но миром управляла плутократья —
Командовал всесильный нувориш.
Текли обильно воды репараций,
Былых границ упрятал камни мох,
И орхидей Вильсоновских плантаций
Еще не заглушил чертополох.
Но чувствуя, что надо торопиться,
Европа, как чахоточный больной,
Спешила жить, любить и веселиться,
Девизом взяв себе «хоть день да мой».
Была культуры дряхлой песня спета,
Идеи покрывала пыль доктрин,
И плыло гуманизма бабье лето,
Блестя на солнце сотней паутин.
Чтобы доходам не было урона,
Включив в фокстрот «шассекруазе» варьянт,
Банкиры Лондона и Вашингтона
Отстроили для немцев «фатерланд».
Им бюргеры любезно улыбались
И репарации платили в срок,
Но прусаки за Рейном размножались,
Не помогал персидский порошок.
