Путь усталости | страница 33



Грядущей революции вожди.
В Шенбруне, символом былого мира,
Угас имперской мысли патриарх,
И не по мерке Габсбургов порфира
С бессильных плеч уже ползла во прах.
Апостол русский умершего Маркса
Еще спокойно созерцал Монблан,
Кровавым любовался цветом Марса
И есть ходил в дешевый ресторан;
Но видя, что забился фронт в агоньи,
Уже ждал дня, когда поднять улов
Его в запломбированном вагоне
Немецкий Рейх пошлет на Вержболов.
Готовы были цепкие доктрины,
Отточены старательно крючки,
Припасены, сверкающие в тине,
Цветные диалектики жучки.
Водитель масс с сознательной супругой,
Раз в сотый повторяя «Диамат»,
На шахматной доске, в часы досуга,
Всем королям давал привычный Мат.
Декабрь 1916 — Февраль 1917
Мир снизошел к тоскующей Марьяне,
Качнулся и застыл на Марне фронт.
Стал чаще отдыхать в кафе-шантане,
Красуясь новым орденом, виконт,
Духи исчезли в глубине провинций,
Был труден выбор обуви для дам,
Зато стал слать заморские гостинцы
Расчетливый, но щедрый Дядя Сам.
За сотни миль в далеком Петрограде
Шел капитала нового учет,
И ширил свой кредит в окопном смраде
Посулами «земельки» и свобод.
Фронт корчился израненной змеею,
Война стремительный сбавляла бег,
И, над боями вспаханной землею,
Уж в третий раз кружился первый снег.
Мечта фанатика казалась близкой:
Дух армии не выдержал потерь,
И пораженчеством повсюду рыскал,
Грядущей смуты беспокойный зверь.
Над Невским белое висело небо,
На перекрестке зяб городовой,
Растягивалась очередь за хлебом
От лавки, по торцовой мостовой,
В предместьях кое-где митинговали —
Интеллигент будил сознанье масс,
Тек запрещенный спирт в пивном подвале,
Под безобидным псевдонимом «квас».
Гвардейцев рослых, «павших смертью храбрых»,
Пополнили запасные полки,
И выцвели давно на канделябрах
Союзных наций пестрые флажки.
1917. Февраль-Март
В подталый снег врезался глубже полоз,
С карнизов барабанила капель.
Рос над Невою толп мятежных голос,
Державный крейсер наскочил на мель.
И стало все вокруг кроваво-красным.
Февраль, закат, вода весенних луж…
В верченьи закружились безобразном
Над Скифской Русью крылья Мулен-Руж.
Интеллигенция торжествовала,
И, взяв обычай либеральных бар,
По городам российским разливала
Весенней революции угар.
Покуда ею поднятые орды
Шли по усадьбам с «красным петухом»
И надвое рубили клавикорды,
Стараясь затащить в крестьянский дом.
В холодных залах Могилевской ставки
С сомненьями боролся царь один —
Просили генералы об отставке,
Отречься уговаривал Шульгин.
Никто ему не приходил на помощь,