Свет лампочек на крыльях «Мулен-Руж»?
Грядущей революции сполохи?
Зловонно-тусклый блеск слободских луж?
Захваты хищные и лживые протесты?
«Торгующий во храме» Ватикан?
Банк Ротшильдов? Рокфеллерские тресты?
Иль «creme-fouete», что поднимал кан-кан?
Веселый век не видел грозных знаков,
Как страус голову зарыв в песок,
И плыли вереницы черных фраков,
Неумолимый искушая рок.
Бар, проспускавших русские именья,
И герцогов, запутанных в долгах,
Соединил в неистовом круженьи
Неутомимый старец Оффенбах.
Сходясь и расступаясь в контродансе,
То разрывая, то смыкая круг,
Европа колыхалась в венском вальсе,
С востока к западу и с севера на юг.
Но чокнулись хрустальные бокалы,
Подвески люстр запели им в ответ, —
Под сенью пальм сусально-пышной залы
Век новый встретил утомленный свет.
Карл Маркса «Капитал» давал проценты,
И класс рабочий возведя в кумир,
Социологии приват-доценты
Доктринами загромоздили мир.
Правительства еще любили Штрауса
И по старинке танцевали вальс,
Но новою фигурой контроданса
Входить стал в моду «Дружеский-Альянс»,
Всё прихоти подвластно котильона!
Едва оправясь от Мукденских ран,
Российский царь, под выстрелы Тулона,
Вдруг закружил жеманную, Марьян.
Так начался последний бал Европы,
Под знаком перекрещенных знамен.
Был труд окончен новой Пенелопы —
Доткала дипломатия хитон.
«Боже Царя…» вплеталось в Марсельезу,
Чайковский состязался с Дебюсси,
Кружились пары, плыли полонезы,
Толпа кричала «Vive la Sainte Russie!»
Но ликованья оборвались звуки
И похоронный марш наполнил зал,
Когда Тевтон усато-сухорукий
Вдруг Австрии сухую руку дал…
Бал кончился! — разъехались кареты,
Но смерть, его последний канделябр,
Швырнула в небо новою кометой
И в поле заплясала «dance macabre».
Надрывно лаял хриплый кашель «Берты»
И стрекотал в подлесках пулемет,
Покуда капиталов двух агенты
Делам давали новый оборот.
Джон Буль, в конторе посадивши клерка,
Сам, как Мальбрук, отправился в поход.
И высадив шотландцев у Дюнкерка,
У дяди Сама взял текущий счет.
А Франция в тоске ломала руки,
И требовали красные буржуа,
Чтоб «Белый Царь», ценою смертной муки,
Спас для Марьян наследие Валуа.
Казалась русским Магдалиной Марта
И не припомнил незлобивый росс
Иконных риз в обозах Бонапарта,
Коней Мюрата в алтарях навоз…
Так, замостив Мазурские болота
Костями в жертву отданных полков,
Был куплен новый подвиг «Дон Кихота»
Дешевой кровью русских мужиков.
Настал ноябрь шестнадцатого года.
В холодные осенние дожди
Тянули бодро невод в мутных водах
