Флегг, отлично понявший, в чем дело, просил передать, что бояться нечего и что он будет через двадцать минут.
– Я не могу, – простонал Томас, когда Флегг вошел к нему. – Не могу быть королем. Прошу тебя, останови это, а то меня стошнит прямо перед Пейной и перед всеми, стошнит или… или…
– Все будет хорошо, – спокойно сказал Флегг. Он изготовил лекарство, способное на время обуздать желудок Томаса и заткнуть его кишечник. – На, выпей.
Томас подчинился.
– Я умираю, – пожаловался он. – Мне не придется убивать себя. Мое сердце просто разорвется от страха. Отец говорил, что зайцы иногда умирают так, когда попадут в капкан. От страха. Вот и я так умру… как заяц.
Отчасти ты прав, дорогой Томми, подумал Флегг. От страха ты не умрешь, но ты действительно заяц в капкане.
– Я думаю, скоро ты изменишь свое мнение. – Флегг уже протягивал ему второе лекарство успокаивающе-розового цвета.
– Что это?
– То, что успокоит тебя и позволит уснуть.
Томас выпил. Флегг сел у него в ногах и держал за руку, пока он не заснул. По-своему Флегг действительно любил Томаса, но Саша тотчас распознала бы эту любовь – любовь хозяина к своему псу.
Он вылитый отец, думал Флегг, а старик этого так и не понял. Мы с тобой изрядно повеселимся, Томми, а потом я уйду… сначала недалеко. Хочу вернуться и полюбоваться на твою голову на шесте… и вскрыть ножом грудь твоему брату и съесть его сердце… сырым, как твой отец съел сердце того дракона…
Улыбаясь, Флегг вышел из комнаты.
Коронация шла своим чередом. Слуги Томаса (у него по молодости еще не было своего дворецкого) одели его в наряд из черного бархата, усыпанного драгоценными камнями (Все мое, подумал Томас с нарастающим восхищением. Теперь все это мое), и в высокие черные сапоги из самой лучшей кожи. Когда ровно в половине двенадцатого появился Флегг и сказал: «Пора, мой король», – Томас уже нервничал гораздо меньше. Успокаивающее сработало на славу.
– Возьми меня за руку, – сказал он, – а то я могу споткнуться.
Флегг охотно выполнил эту просьбу. Так они и предстали перед придворными – Флегг вел юного короля под руку, будто тот был немощным старцем.
Они вместе вышли на залитую солнцем площадь.
Их встретил приветственный рев толпы, напоминавший гул волн, омывавших пустынные берега Восточного феода. Томас огляделся, изумленный таким шумом, и первой его мыслью было: Где же Питер? Это ведь его приветствуют! Потом он вспомнил… и почувствовал радость. Не только оттого, что его впервые так встречали, но и оттого, что Питер в своей башне – он знал это – тоже слышит эти крики.
