Мышь спала, коробка была закрыта, неопровержимая улика таилась внутри. Все в порядке.
Направив мизинец на мышь, неподвижно лежащую на столе, Флегг скомандовал:
– Проснись!
Мышь открыла глаза и пошевелила лапками.
– Бегай!
Мышь забегала кругами.
– Прыгай!
Мышь начала прыгать, как ученая собака, дико вращая при этом бусинками глаз.
– Теперь пей. – Флегг указал пальцем на блюдечко с отравленной медовухой.
За окном по-прежнему завывал ветер. На окраине города собака разродилась выводком двухголовых щенят.
Мышь стала пить.
– Ну а теперь снова засни! – приказал Флегг, когда мышь выпила достаточно.
Он поспешил в покои Питера. Коробочка была спрятана в одном из карманов – у чародеев всегда очень много карманов, – а спящая мышь в другом. Он миновал нескольких слуг и шумную компанию пьяных придворных, но его никто не заметил. Он все еще был тусклым.
Покои Питера оказались заперты, но для Флегга это не представляло трудности. Несколько пассов – и дверь отворилась. Комната была пуста – принц все еще со своей подружкой. Флегг не знал о Питере столько, сколько о его брате, но мог догадаться, где тот хранит сокровища, которые ему хочется спрятать.
Флегг направился прямо к книжным полкам и вынул несколько скучных словарей. Пошарив по деревянной стенке, он услышал скрип пружины. Стенка отодвинулась, открыв небольшой тайник, даже не запертый. Там лежали шелковая лента – подарок дамы Питера, пачка ее писем и несколько его писем, которые он не осмелился отправить. Еще там был медальон с портретом матери.
Флегг открыл коробку и очень осторожно надорвал угол пакета. Теперь все выглядело так, будто его прогрызла мышь.
– Ты так плакал, когда потерял эту коробку, милый Питер, – прошептал Флегг, ухмыльнувшись. – Думаю, когда ты ее найдешь, то будешь плакать еще сильнее.
Он положил в тайник коробку и спящую мышь, закрыл его и поставил книги на него.
В эту ночь Флегг спал спокойно. Семена зла посеяны, и теперь он может действовать своим любимым способом – за кулисами, не видимый никем.
В следующие три дня король Роланд выглядел здоровее и веселее, чем многие последние годы, – так говорили при дворе. Навестив больного брата, Питер рассказал, что оставшиеся волосы отца вдруг изменили цвет и стали из белых серо-стальными, как в его зрелые годы.
Томас улыбнулся, но его снова пробрала дрожь. Он спросил Питера о чем-то, но ему не нужен был ответ; хотелось забыть о том последнем странном тосте. Но он не мог.
На третий день, после обеда, Роланд пожаловался на изжогу. Флегг предложил позвать врача, но Роланд отмахнулся, заявив, что чувствует себя лучше, чем все последние месяцы, да что там – годы…
