Сельский учитель (глава шестая, действие которой разворачивается на
фоне украинской пасторали в духе Куинджи. Внезапный арест героя
нарушает идиллию) В "Большом Энциклопедическом словаре" 1997 года издания статья про Махно заканчивается лаконичными словами "В 1921 году эмигрировал за границу".
Неискушенный читатель может представить себе, как Нестор Иванович стоял в очереди за визой в румынское посольство, получал разрешение на выезд в ОВИРЕ, заполнял анкету на выписку загранпаспорта (с графой "судимости" были бы проблемы), проходил таможенный досмотр, пограничный контроль и т.д. и т.п.
Все это разумеется, чушь: никакой "эмиграции" не было - как я уже сказал, был бой за переход границы. Но пограничники все же были: когда я доплыл до середины Днестра, то смог разглядеть, что батько и его подручные арестованы на румынском берегу целым отрядом конной жандармерии. Очевидно, внимание румын было привлечено пальбой со стороны соседнего государства. Мне пришлось повернуть обратно на "родной берег".
Когда я выбрался из воды подальше от злополучного места, передо мной встал вопрос, куда податься. И тут я вспомнил о старом пулеметчике, подарившем мне жизнь и погибшем за батько, его жену и комиссара. В том, что он погиб, я не сомневался: красные махновцев в плен не брали - знали, что все равно сбегут. Звали этого пулеметчика Василь Макаренко, а родом он был из села Песчаный Брод. Я об этом знал потому, что он приходился односельчанином жене Махно Галине, и мы часто заглядывали в эту уютную деревушку, чтобы проведать ее "батькiв". В один из таких визитов я подружился там с дочерью Василя чернобровой красавицой Ганной и теперь дал себе слово во что бы то ни стало увидеться с ней и рассказать о героической смерти ее отца.
В ближайшем бессарабском городке (в Дубоссарах?) я выменял комиссарскую кожанку на буханку хлеба, лохмотья, нищенскую суму и посох и, заделавшись попрошайкой-беспризорником, отправился на родину Макаренко.
Впервые за последние годы я почувствовал себя не грозным и всесильным подручным командира или атамана, а бесправным подростком. Все кто ни попадя могли дать мне пинка под зад, не говоря уже о словесных издевательствах, типа "бог подаст", и оскорблениях. В драной холщовой суме у меня был припрятан верный маузер с ручкой, до блеска отполированной не по-детски твердой ладонью, но ведь не "пускать в расход" каждого обидчика! Вот так я и вкусил сполна все прелести мирной жизни.
