Гиви засмеялся и похлопал меня по плечу.
«Правильно, Трдат! К тому же абхазы — это вовсе не нация. У них нет даже своего языка! И в конце концов, они вовсе и не абхазы, а апсны, которые называют себя абхазами. Настоящие абхазы давно уехали в Турцию. Апсны же — дикари, только что спустившиеся с гор» (это было произнесено таким тоном, словно абхазы-апсны только что спустились не только с гор, но и с дерева).
Язык у абхазов, кажется, все-таки был, правда, не было алфавита, но его нет даже у англичан и французов (у нас есть, впрочем, у грузин тоже). Поэтому я спросил у Гиви, что на этот счет ему говорил Баграт и кто вообще по его мнению, его сосед — абхаз или апсн?
Услышав имя Баграта, Гиви помрачнел, и я сперва подумал, что с его закадычным другом что-то случилось. Но траурный вид имел другие причины.
«Не называй при мне это имя! — прорычал Гиви. — Баграт не абхаз и даже не апсн, он предатель. Он один из их идейных вождей. Они хотят отнять у нас Сухуми! С помощью русских».
Его глаза вдруг блеснули, как лежащий на солнце нож. Он схватил меня за руку и почти силой потащил к стоявшей невдалеке машине, кажется «Жигулям» (марок машин я не знаю и знать не хочу). Осторожно оглядевшись (напомню, что шел лишь 1989 год), Гиви открыл багажник, приподнял лежавший там брезент и показал мне какой-то черный металлический предмет, наверно автомат (к оружию я отношусь так же или даже хуже, чем к машинам).
«Это для личной самозащиты, — сказал Гиви скромно (интересно, существует ли и иная самозащита, кроме личной?) и захлопнул крышку багажника. — Если понадобится, — добавил он, — в течение двадцати четырех часов я могу ввести в бой три танка».
Только теперь я понял, что он опять, как и во времена академии, пьян — только теперь не от вина или коньяка, а от революции. Я подумал, не попробовать ли отрезвить его вопросом, почему их кровное братство с Багратом так быстро закончилось, и напомнить об обмене сценариями, но отказался от этой мысли и вместо того поинтересовался, что мой коллега по литературе и по сценаристике сейчас пишет. Гиви посмотрел на меня таким взглядом, словно я хотел преподнести ему полное собрание сочинений Ленина, и сказал, что я, как видно, совсем рехнулся, о какой литературе может идти речь сейчас, когда…
«Когда решается судьба нации», — прервал я его, потому что эту фразу я уже выучил наизусть.
Гиви замолк и изучающе на меня посмотрел. Я думаю, он пытался прояснить для себя, не агент ли я КГБ. Ответ, скорее всего, был отрицательный, потому что он снова схватил меня за руку и потащил туда, где толпа слушала очередного оратора. «Пошли, это очень важно», — сказал он, когда я стал объяснять ему, что опаздываю на венчание. Мы протолкнулись сквозь толпу, перебрались через возвышение, на котором стояла трибуна, и вошли во внутренний двор, где, видимо, находился штаб организаторов митинга.
