— Так как же твое двухнедельное путешествие?
— Окончено, начальник, — торопливо заговорил Вербек. — Один песец… Не особенно жирный… один тюлень… небольшой тюлень.
Старик возмущенно выпрямился:
— За две недели охоты?
— Я расскажу тебе, начальник, я расскажу тебе…
Вербек совсем растерялся и пробормотал:
— Я… Я… сломал свой гарпун…
— Опять! — свирепо крикнул Иов. — Четвертый за два месяца! Мне за шестьдесят лет, а я никогда не видел такого сокрушителя, как ты…
— Но…
— Если бы товарищи хоть немного походили на тебя, хороши были бы дела Лагеря Береговых Братьев.
— Начальник…
— Довольно, дрянь ты этакая.
Тут Вербек возмутился:
— Я сломал гарпун, это правда. Твое дело начальника не быть довольным мною. Но ты должен разговаривать вежливо, как с Джимом Беннетом, которого ты боишься… или, как с Марком, к которому ты благоволишь, потому что он француз, как ты сам.
Перед самым носом Вербека вдруг очутился револьвер и старик коротко приказал:
— Молчи! И чтобы это было в последний раз…
Уже укрощенный Вербек склонялся под суровым взглядом Иова.
— Молчи, — повторил тот, — теперь я говорю. Когда два года назад ты появился здесь полуголый, умирающий от голода, мы подобрали, согрели, спасли тебя. Тебя ни о чем не спрашивали — ни откуда ты пришел, ни почему бежал с родины.
— Но я расскажу тебе…
— Нет! Тут по правилу ничего ни у кого не спрашивают. Ты заявил тогда, что хочешь войти в нашу республику свободных китоловов, coбpaвшихся здесь, в этом далеком углу Гренландии, чтобы жить без жандармов, без повелителей, по закону, который мы сами себе создали. Я, начальник, выбранный общей волей, прочел тебе все статьи нашего закона и ты принял его. Тогда тебя назвали нашим братом. Тебе дали оружие, запасы провизии, одежду, сети, снаряжение, лодку, чтобы ты мог работать вместе с нами.
А в этом запертом шкафу, который находится в моем ведении, спрятана твоя часть консервов и напитков, которыми нас снабжает каждые шесть месяцев капитан брига контрабандистов в обмен на нашу добычу… Так чего же ты, фламандец, рычишь на меня, как зверь, когда я говорю тебе то, что должен сказать?
— Я не сделаю этого больше, начальник, — произнес, опустив голову, охотник.
— Так все забыто… Только, чтобы вперед этого не было!
Да вот еще трое наших возвращаются.
В широко открытую дверь вошли три человеческие фигуры, закутанные в меха, нагруженные мешками, лыжами, ружьями и гарпунами. А возле дома резкий голос Нарутчи и удары хлыста усмиряли хор собачьих голосов.
