Пламя веков - Роберт Чоут Олбрайт

Шабад Нагаур, верховный жрец Храма Огня в Ауде, в тишине опустился на колени перед алтарем парсов. Благовония тлели в этом священном месте, распространяя вокруг приторно-сладкий аромат. Рубиново-красное пламя уверенно горело в бронзовой чаше прямо перед коленопреклоненным жрецом, отбрасывая яркий свет на почерневшие стены древнего храма. Оно вздымалось более чем на фут в высоту, заливая все вокруг тусклым красным сиянием.

Такова была Душа Ормузда, бога гебров: веками она пылала — с самого начала времен, как учили верить Шабада. И почему он должен сомневаться в традициях, переданных ему поколениями самых святых из смертных, верховных жрецов храма в Ауде? Разве он не был самым способным учеником почтенного Шерхазура, своего предшественника?

Еще юношей Шабад выучил наизусть «Зенд-Авесту», священную книгу парсов, и поразил своего учителя своим пониманием Воху Мано и Акем Мано. Прошло не так много времени, когда старый Шерхазур уже не мог ответить на его вопросы и отправил мальчика в другие храмы, чтобы утолить его жажду знаний. Поэтому неудивительно, что когда престарелый Шерхазур скончался, вместо него служителем стал Шабад Нагаур, «мальчик-проповедник».

Глубокой ночью Шабад молча преклонил колени перед алтарем парсов, сосредоточенно наблюдая за рубиновым пламенем, душой доброго божества Ормузда. Он должен был непрестанно смотреть так, за исключением кратких промежутков времени, когда другие жрецы храма в Ауде занимали его место у алтаря. Ибо разве не написано в «Зенд-Авесте», что Ариман, злое божество, всегда кружится неподалеку, ожидая, когда устанут святые люди и ослабнет их внимание? Что будет потом, Шабад даже при всем своем знании не ведал. Только три вещи заботили его: он был верховным жрецом Ормузда; он должен охранять его святилище от Аримана; он должен следить за пламенем. Оно горело с незапамятных времен и должно гореть до самого конца. Его предки защитили его, несмотря на гонения персов. Во время кровавых набегов калифа Омара они поддерживали огонь. Отправленные в изгнание, они увезли его с собой в Индию и построили для него храм в Ауде. И вот оно пылает сейчас перед ним, огненный символ Ормузда.

Но жрец парсов — всего лишь человек, и, даже будучи мудрейшим и образованнейшим из представителей своей расы, у Шабада бывали моменты в жизни, когда он испытывал сомнения насчет многих вещей — сомневался он даже в принципах своей собственной религии. Он имел обыкновение легкомысленно отбрасывать такие мысли, приписывая их искушению лукавого Аримана. Но в эту ночь он осмелился дольше, чем обычно, размышлять о судьбе, заставившей такого ученого, как он, до конца своих дней наблюдать за небольшим пламенем, хотя это пламя и было символом доброго божества Ормузда.