– Я задал прямой вопрос, ты вспылил, мне стало интересно. Да, Маша мне все рассказала.
– То есть теперь знают все? – в его голосе мне послышалась надежда. Но я отогнал от себя эту мысль. На что он надеялся?
– Это для тебя просто, – говорит он, – это у тебя все просто. Ты сидишь в своей башне, у тебя там парень живет, и все это знают. И Машка. С которой у вас тоже. И вопросы у тебя прямые. Легко быть смелым, когда все так. Когда это ты.
То, как он говорит сейчас, больше напоминает пьяную исповедь, но Пашик не пьян. Значит, это истерика. Я вдруг понял, в каком напряжении он был все это время. Это становилось даже интересно.
– А я не ты. Мне трудно. То есть я пытаюсь идти и жить дальше. Но вы все вокруг… все люди, которых я считал друзьями. Все стали смеяться, – последние слова он договорил почти шепотом, истерика прошла быстрее, чем летний дождь, значит, не так сильно и маялся.
– Пашик, – сказал я, беря его под руку и ведя в темноту, мы проходим пару метров и оказываемся в полутьме, которая кажется гуще, когда выходишь из света вывески, – не заморачивайся. Через пару недель позвони старой подруге и узнай, как может быть прекрасен секс с девушкой после секса с парнем. Поверь мне – ты будешь в восторге. Да и она тоже.
Он смотрит на меня с удивлением. Он стоит боком к свету, и освещена только половина его тела. Он похож на рекламу дорогого парфюма, когда модель как бы выныривает из маслянистой жидкости, но не полностью, а только наполовину. Граница света и тьмы очень резкая, и все тени четко очерчены. Лицо как будто вырезано острым инструментом: гладкое и угловатое.
Я улыбаюсь, думая об этом.
Он оглядывается с некоторой опаской, облизывает губы, наклоняется и пытается меня поцеловать. Тыкается мокрыми губами, но не попадает. Получается как-то смешно, неловко и по-детски.
– Иди, – говорю я и улыбаюсь ему.
Я докуриваю и думаю о насилии. Я читал где-то версию, что мужчины в России так гомофобны, потому что боятся, что с ними поступят так, как они поступают с женщинами. Я думаю обо всем насилии, что разлито в воздухе, как запах сирени весной. И думаю о том, как, должно быть, все ломается внутри парня, который вдруг чувствует этот аромат, это насилие, разлитое в воздухе. Весь этот джаз. Но чувствует не как рыба воду, а как рыба воздух. Весь этот разлитый в воздухе аромат, который не защищает тебя пузырем правоты, а наоборот, как кислота, разъедает тебя. Делает твою кожу тонкой и прозрачной. Беззащитной. Оголяет тебя. Выставляет. Все взгляды направлены на тебя, все слова только о тебе. Весь смех – злой. Должно быть, это интересный опыт.
