Нет, Васильков с возницей волокли в дом какой- то столб. Они прогромыхали им по лестнице и, зацепив за наличник, ввалились в комнату. Здесь они стали, держа столб перед собой и всем своим видом показывая, что ждут эффекта необыкновенного.
Это был толстый свежеотесанный столб, нижний конец которого был темен и влажен — его, очевидно, только что вытащили из земли; к верхнему же был прибит кусок фанеры с надписью, сделанной красной и черной краской.
После одиннадцати часов вечера проход по дороге воспрещен.
За нарушение — Смерть.
значилось на фанере.
— Левка, — проговорил Берестов.
В это время в комнату вошел высокий красивый человек. Он молча остановился у столба, глубоко, чуть не по локти засунул руки в карманы и стал читать. Читал он очень долго, словно был не в ладах с грамотой.
— Шутники, — сказал он наконец.
Он глянул на Берестова горячим взглядом, странно не вязавшимся с ленивыми движениями его большого тела. Борис сразу догадался, кто это такой. «Так вот он, гроза бандитов, Павел Водовозов».
— Зачем же вы столб-то волокли? — спросил Водовозов у милиционера.
— Вещественное доказательство, — лихо ответил тот.
В комнате стали появляться всё новые и новые лица — сотрудники розыска и милиции заходили посмотреть на диковинный столб. Среди них была женщина.
Она была в гимнастерке, сапогах и мужской кепке. Щурясь и скалясь от едкого дыма папироски, которую зажала в зубах, она стояла и слушала, что говорит ей какой-то паренек, а потом произнесла очень громко и отчеканивая слова:
— Полагаю, что мы, в Петророзыске, этого бы не допустили. Думаю, что так.
«От этой пощады не жди», — подумал Борис и стал искать глазами Водовозова. Тот стоял, окруженный толпой сотрудников, и рассказывал что-то веселое — во всяком случае, его рассказу все смеялись. Лицо его в этот миг было простым и мальчишеским.
— Ну, коли мы в сборе, садитесь, товарищи, — сказал Берестов, и все стали рассаживаться на столы, на стулья, на подоконники — кто куда.
Это начиналось совещание.
— У нас на повестке дня два основных вопроса, — начал Берестов. — Банда Сычова — это раз. Поселковое дело — это два.
— Вы забыли еще одно главное, — как бы невзначай бросил сидевший на подоконнике паренек, тот самый, что привез во двор бидоны. Борис удивился и позавидовал свободе, с которой он себя держал.
— Ладно, ладно, — ответил Берестов, видно прекрасно понимавший, о чем идет речь, — на фабрике уже уплатили — значит, и нам скоро заплатят.
