— Святые угодники, помогайте не все разом, — прошептал Костя. — Это что еще за поп?
— Это не поп, к сожалению, — ответил Борис, — это Асмодей. Вот старый плут, никогда бы не подумал. У самого клуба! Нужно сказать в укоме.
«Ах, вы про это, — говорил потом Асмодей. — Это же сказка. Разве она не красивая? „И солнце стало мрачно, как власяница, и луна стала как кровь“».
«Но вы рассказывали ее совсем не как сказку».
«Ах, мой юный друг, мои… м-м-м… сестры потеряны для коммунизма. Что же касается меня, то я не потерян, меня лучше сохранить. Для этого же мне нужно, как это… шамовка. Не хотите?»
И он бережно вынул из кармана завернутое в тряпочку крутое яйцо в раздавленной скорлупе.
«Вам коммунизм — это шуточки?! — багровея, заорал Борис. — А нам это не шуточки! У нас отцы погибали в борьбе за этот самый коммунизм! Вы небось не погибнете!»
Часа в три ночи Борис с Костей перелезли через забор и подошли к террасе Милкиного дома. Постучали. На стук никто не отозвался. Черный и бесшумный стоял кругом сад. Постучали еще раз. Послышались легкие шаги босых ног, и Милкин испуганный голос спросил напряженно и с радостью:
— Кто тут?
— Милка, открой, — сказал Костя.
— Ты что? — спросила Милка, открывая. Она была в майке и юбке и дрожала от предрассветного холода. — Чего тебе?
— Выйди к нам на минутку, — прошептал Костя.
Втроем они уселись на лавочку, что стояла в саду под липой. В сумерках белое Милкино лицо смотрело черными глазницами.
— Здесь никто нас не услышит?
— Никто. Что случилось?
Наступило молчание. До сих пор им казалось, что все произойдет очень просто. Они скажут: «Тебе грозит опасность, мы явились тебя спасти, давай обсудим вместе план действий». Но теперь они оба не знали, с чего начать: все было гораздо труднее, чем они предполагали.
— Ну что же вы? — сказала Милка, трясясь от холода и растирая плечи ладонями.
— Скверное дело, видишь ты… — начал Костя. — Не знаю, как бы это…
Он замолчал. Милка, все так же дрожа от холода, смотрела то на того, то на другого.
— Вы поскорее, не то я замерзла как собака.
— Вот что, Людмила, — веско сказал Борис, — ты прости, что нам придется вмешаться в твои личные дела…
— А вам не придется, — вдруг выпрямляясь, ответила Милка.
— Боюсь, что придется.
— Боюсь, что нет.
Милка встала и пошла к дому. Разговор был окончен.
— Милка! — отчаянно зашептал Костя, бросаясь за ней и хватая ее за плечо. — Ты же на свою гибель идешь!
— Это я слышу каждый день, — ответила Милка, вырывая плечо и не оборачиваясь.
