— Беги отсюда, Милка, — сказал негромко Нестеров, — они убьют тебя.
Мурка не шелохнулась. Да и слышала ли она этот разговор?
Милка знала, что ее убьют, но стоило ей услышать об этом из чужих уст, как необыкновенная слабость охватила ее. Ей захотелось сесть.
— Беги через улицу, быстро, — продолжал Нестеров, по-прежнему не оборачиваясь, — щеколда поднята.
Они с Нестеровым стояли друг к другу спиной. Каждую минуту сюда могли войти (или Мурка могла понять, в чем дело, и поднять крик). Нужно было немедленно принимать решение, от которого зависела жизнь, а Милке хотелось сесть на пол. Сесть на пол и проснуться от этого кошмара. Однако она собрала все свои силы.
Так. Значит, нужно пройти через кухню, бесшумно открыть дверь, пройти по двору, открыть калитку, а там уже можно бежать.
Милка оглянулась на Мурку, и вдруг та несколько раз задумчиво кивнула головой.
Осторожно, не дыша, Милка оставила пирог и сделала шаг назад. Потом так же, не оборачиваясь, сделала еще один шаг.
— Это что еще за балет?! — сказал, входя, Люськин. — Пожалте в комнату.
Теперь она вернулась почти под конвоем и должна была снова протискиваться в свой угол. В свой безнадежный угол.
— Застал с Петровичем, — громогласно заявил Люськин.
За ним, ухмыляясь, шел Нестеров.
— Как же, Николая-то нет, — проговорила полная черная девица.
— Сбежал, — вставила другая.
Настроение компании явно изменилось. По-видимому, до сих пор Милка была под Левкиным покровительством, которое теперь было демонстративно снято. Более того, в ее отсутствие, казалось, был дан сигнал, по которому все с тупой, пьяной злобой устремились к ней. Реплики перелетали над столом из конца в конец.
— «Сил не стало — это Николай говорит, — продолжала „Кармен“, — только и слышно: „Бе-е-едная Ле-е-е-ночка…“».
— А теперь была Леночка, да вся вышла.
— И что, между прочим, интересно: этот же самый Николай да эту же самую Леночку очень замечательно пришил.
— Чего же замечательного, если она полчаса верещала, как заяц.
— А Васильков-то, Васильков… — вмешался Люськин, и все захохотали.
— В двух шагах на посту стоял, ничего не слышал. Хоть убей.
Васька мечтательно перебирал струны, отрешенно глядя перед собой. Левка тоже участия в разговоре не принимал, а. только с живым любопытством поглядывал на свою соседку.
«Хорошо, что Борис этого не слышал и никогда не узнает», — думала Милка, становясь спокойнее.
Компания перестаралась. Они не понимали, что своими издевательствами только облегчают Милке ее последние часы.
