Возникает вопрос, являются ли эти формы познания субъективными или объективными. Другими словами, являются ли категории логики только формами познания, имеют ли они значение только в пределах самого познания или их содержание выходит за пределы сознания в мир объективных, материальных вещей? Философия Канта, как известно, рассматривает формы нашего познания как субъективные категории. С точки зрения Канта, субъективные формы познания существуют до всякого опыта, являются априорными по отношению к опыту. Только в опыте происходит оформление содержания познания через априорные формы — категории. Причинность, таким образом, по Канту, есть субъективная априорная категория, которая упорядочивает содержание нашего сознания в процессе опыта. Против этого выступил Гегель. Будучи объективным идеалистом и диалектиком, он признает, что логические категории не субъективны, находятся не только в нашем сознании, а являются категориями самой объективной действительности. Гегель, однако, самую действительность, сам объективный мир превратил в понятие, т. е. в форму познания. У Гегеля, таким образом, формы познания и категории логики с одной стороны и действительность с другой стороны оказываются абсолютно тождественными. Но объективный мир развивается и познается нами в категориях логики, а сами логические категории, по Гегелю, составляют реальный объективный мир. Гегель был прав, опровергая Канта, доказывая, что деление мира, с одной стороны на субъективные, априорные формы познания, и, с другой стороны, на содержание, вне форм непознаваемое, является разрывом мира. В действительности, в едином процессе развития формы вещей не оторваны от их содержания, а образуют с ними единство. «Если все эти категории, — говорит Гегель,— например, единство, причина, действие и проч. созданы нашей мыслью, то из этого еще не следует, чтобы они принадлежали нам самим и не составили в то же время определений, свойственных самим вещам». Формы вещей не являются чем-то внешним для них, они существенные моменты вещей, они — их определенность, закон их развития. Категории поэтому не могут быть только субъективными формами и существовать без содержания. Ленин так определяет отношение Гегеля к данному вопросу: «Гегель же требует логики, в коей формы были бы содержательными формами, формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием». Гегель, однако, неправ, отождествляя формы мысли, т. е. категории логики, с реальной действительностью, превращая понятия в самое действительность. Он здесь, как это еще выяснил Фейербах, впадает в противоречие. Ибо понятие, отождествляясь с действительностью, тем самым отрывается от конкретного материального мира и превращается в пустую «тень». Гегель говорил о логике содержательных категорий, но оторванные от реальной действительности, его категории становятся царством чистых мыслей, лишенных «всякого чувственного содержания». Гегель, таким образом, дал глубокое понимание сущности логической категории, как такой формы познания, которая является в то же время объективной формой развития вещей. Будучи, однако, идеалистом, он оказался не в состоянии осуществить требование, которые он сам предъявляет своей логике — наполнить категории своей логики материальным содержанием.
