- Что с тобой?
Она подняла взгляд, увидела совсем близко его тревожные, почти отчаянные глаза и опустила веки.
- Нет, ничего, Алексей, - сказала она еле внятно.
Медленно проходил испуг, она стояла, не двигаясь, и так покойно ей стало в этом нежном и покровительственном объятии. Может, и не надо больше думать о прошлом и настоящем, а во всем довериться этому человеку. Извечное стремление женщины принадлежать мужчине: жажда покровительства даже в самой волевой, самой свободной женщине... Но в сознании был другой образ, и Анна отстранилась. Глухов отпустил ее.
- Что у тебя? Дай я... - Он вынул из кармана платок.
И только тут Анна почувствовала на щеке ползущую теплую струйку. Она взяла окровавленный платок из его руки:
- Ничего, царапина.
Глухов с невозмутимым видом смахнул тряпкой осколки стекла с сиденья и сел за руль. Анна села рядом. Кто-то из прохожих заглянул через выбитое стекло.
- Вам надо в травматологический пункт, - услышала Анна совет, но Глухов дал газ, и они поехали дальше.
- Может быть, действительно заехать в травматологический? - спросил он.
- Нет, ничего. - Анна рассматривала лицо в карманное зеркальце. - Царапина маленькая, и плечо немного ушибла. Я, кажется, назвала вас Алексеем?
Глухов усмехнулся одними уголками губ:
- Каренин, как и Вронский, тоже был Алексеем.
Анна, держа в руке зеркальце, посмотрела сбоку на Глухова. Опять он стал механизмом. Но это не Каренин. Она еще чувствовала его бережно обнимающие руки. Этот человек мог быть и страстным и нежным. Могла ли она быть счастлива с ним? А с Игорем? Нет, не Вронский ее удерживает. Купцова. Это она, насильственно внушив ей какие-то свои категории, сковала ее действия, мысли, желания. Она держит ее в этом психологическом пространстве, лишая ее собственной воли. Зачем? Создав для себя толстовский образ, она отказалась от роли в кино. И, отказавшись от естественного материнства, пыталась усыновить чужого ребенка. Зачем? Зачем? Как понять?
Это был тот самый полковник милиции, которого она видела в отделении во время своего побега из клиники института. Без милицейской фуражки он выглядел старше. Глубокие лоснящиеся залысины, лоб в морщинах, взгляд неподвижный, как будто работа ему до смерти надоела.
- Дело уже закрыто, - сказал он, поставив локти на стол и сцепив пальцы.
- Но это новая улика.
- Против Купцовой?
- Да.
- Значит, против вас.
- Да. Я - Купцова.
- Научные эксперты утверждали, что хотя вы психически абсолютно здоровы, однако не можете отвечать за поступки женщины, которой были прежде, поскольку у вас полностью изменена психика.
