Отец не повысил на меня голоса и не замахнулся. Но мне казалось, что внутри у него что-то перевернулось, появилось горькое сожаление по поводу меня, чувство, что в его сыне есть изъян, от которого просто не избавиться.
— Как насчет электропилы? Это ведь не ты украл ее? — говорю я Леджику.
Леджик смотрит мне в глаза, не мигая. Я вспоминаю, как мы обнимались под песни Михаила Круга, сюжеты которых одновременно смешили нас и трогали за душу. Леджик говорил: «Жука, теперь ты мой братуха! Родной мой дурак».
— Ладно, давай доиграем, — обрываю я себя. Мне не нужен ответ. Разве меня интересует пила? Разве ее он украл? Он украл у меня гораздо больше. Мою мечту отомстить этому миру, отказаться от него, перебороть страх и спокойно его разрушить. Это я, еще ребенком и подростком, десяти-, двенадцати и четырнадцатилетним, прятался в кустах малины, рыдая и мечтая о самоубийстве. Всю жизнь растил его внутри, на спор прыгал с балкона на дерево, ходил по краю крыши, переплывал реку, почти не умея плавать, мешал спирт с пивом, подставлял под удар лицо, не умея бить в чужое. Для меня самоубийство было спутником, товарищем, которого я кормил пустыми обещаниями и постоянно предавал.
— Как ты это сделал? — спрашиваю я.
Я встал с дивана.
Уснул прямо в одежде после того, как вертелся перед зеркалом.
Из-за того, что спал в новой обуви, ноги затекли. Я разулся и залез на подоконник, просто посидеть. Только одно окно горело в целом общежитии напротив нашего дома. Холодок щекотал сердце с легкими. Я испытывал тревогу и ревность. Нужно было поделиться этой историей, набросать какой-то план, зацепки и якоря, и рассказать ее.
Но пройдет еще много лет, а она так и не отойдет на задний план, центром мира в моих снах все еще будет оставаться улица Парковая, наш дом, вечно грязная дорога от частного сектора до «змеек», красное ментовское общежитие, школа и стадион, заброшенные коровники, картофельное поле, на котором мы терли коноплю. Если идти через рощу, можно попасть еще дальше в прошлое, в другой город, в совсем маленький Березовский к воспоминаниям о дне, когда Валера застрелил маму. Но весь новый опыт будет лишь по чуть-чуть расширять географию сновидений, вместо берега Томи можно будет выйти на морской пляж, слишком бутафорский и непроработанный, а постоянно меняющиеся местожительства вообще выпадут из этого мира. Большинство людей, с которыми я встречусь в квартирах, университетах, на стройках, складах, в супермаркетах, офисах, редакциях, клубах, поездах, самолетах, останутся просто статистами. Во мне больше не найдется любви, достаточной, чтобы хорошенько вглядеться в кого-то из них.
