– Что общего может быть у Саши с этой дылдой? – обиделась подруга Брусникиной – Ольга.
– Ты не волнуйся, Оля! Они вовсе не дружат. Я видела, как они ссорились. Сашка даже руками размахивала, что-то доказывая. А Опара громко хмыкала. Потом они увидели меня и разбежались.
– Да, но почему Санька вот уже три дня не подходит к нам на переменах? Где она сейчас, в это время? Мне кажется, эта Милка-зараза что-то замыслила, – горячилась Оля. – После уроков у Сашки музыка. Я ее обычно жду, чтобы вместе домой идти…
Школьный звонок прервал жаркую беседу, все поспешили на урок.
В то время, когда подруги задавались вопросом, где же Саша, Александра Брусникина, ученица восьмого «А» класса, и девятиклассница Людмила Опарина стояли в дальнем углу школьного двора, затененного кустами сирени. Издали можно было подумать, что между девушками проходит увлекательная беседа… Брусникина горячо подавала реплики, для убедительности прикладывая руку к груди. Опарина слушала ее с джокондовской улыбкой, редко бросая колкие фразы:
– Мне твои оправдания на фиг не нужны! Целуйся ты со своим Кирюшей. Мне-то что за дело?
– Мила, перестань издеваться! Сколько раз тебе повторять, мы с ним не целовались! Он подошел ко мне и показывал, как правильно держать смычок. Ты в это время открыла дверь, и тебе показалось, что Кирилл Сергеевич меня обнимает. Но это же бред!
– Да? А почему же тогда ты отскочила от него как ошпаренная и покраснела до самых ушей, как вареный рак?.. Короче: хочешь, чтобы никто не узнал, – будешь мне каждый день отдавать свою жратву. Говорят, у тебя вкусные блины бабка печет. Кстати, вот сейчас и давай, поесть охота!
Брусникина, глядя на Опарину, как кролик на удава, механически протянула ей завернутые в бумагу блины, которые принесла с собой, чтобы поесть с девочками на перемене. Опарина, отхватив сразу полблина, промычала:
– А я, так и быть, буду… – и, запихнув оставшийся блин в рот, закончила: – …пока молчать, – сделав ударение на слове «пока».
На лице Опариной улыбка Джоконды сменилась наглым выражением. Потому как голод не способствовал проявлению высоких чувств. А Милка была голодной всегда. Достатка в доме не было, жили впроголодь. Осенью в сентябре их кормила соседская груша, ветви которой склонялись во двор Опариных. Ароматные груши заменяли Милке в школе бутерброды. Периодически Милкин отчим менял их на бутылку. Хозяин груши ругался, грозился спилить ветки, обращенные в сторону непутевых соседей, но пока что, вопреки угрозам, дерево одаривало плодами оба двора.
