Николай прибавил:
- Но это не значит, что нашу Луну не замечали. Декабрист Штейнгель писал о ней…
- Как поэт? - уточнил я.- Но это многие…
- Нет, как ученый! - воскликнул Николай.- И со знанием дела.
Тогда я попытался успокоить себя, сделав это следующим образом:
- Да, да… Декабристы, потом ваша революция, потом ваш спутник…
- Ага, совсем скоро,- не отказал себе в возможности съязвить Николай.- Завтра. С утра.
- Ну зачем вы так!..- взмолился я. И, кажется, в первый раз у меня вырвалось: - Сударь!..
Я определенно свыкался с девятнадцатым веком.
- Пойдемте, нас жены ждут,- окончательно отрезвил меня Николай.- Нам еще сейчас достанется.
Мы зашагали дальше.
Не знаю, о чем думал по дороге Николай, а у меня так и стояли перед глазами лица Арсентия и Сохатого.
- Послушайте,- спросил я,- а что, Сохатый и в самом деле может заговаривать ружья? И пули действительно в него не попадут?
- Гм,- только и ответил Николай.
- А конкретнее? - стал я допытываться.
- Есть фольклор,- проговорил Николай,- есть свидетельства, в литературе…
- А как вы это могли бы объяснить? Вот вы, историк? Я слышал о подобных феноменах далекого прошлого, но как физик затруднился бы дать им научное толкование.
Николай помолчал. Наверное, он пожимал плечами. Я не видел, но, думаю, это было так.
Наконец он сказал:
- По-русски говорят - смелого пуля боится. Хотя, наверное, до поры до времени… Умение рисковать, я думаю. И попросту храбрость. Ну и, с другой стороны, учтите вероятность попадания. Оружие-то сейчас не очень. И еще. Представьте, что человек, который стреляет, боится заговора и вообще до смерти трусит атамана встретить. Попадет он?
- Внушение…- пробормотал я.- Вера в сверхъестественную силу… И многие, как вы думаете, в нее верят?
- Девятнадцатый век на дворе, милостивый государь!
Мы шли долго. Мне еще хотелось поговорить о Сохатом и Арсентий. Я спросил:
- У вас, похоже, очень хорошие отношения с атаманом и его. другом?
- Верно,- тепло ответил Николай.- И у меня, и у Маши. Я бы даже сказал, своего рода дружба.
- Но это ведь, наверное, не совсем обычно. Тем более, в такие времена.
- Вы правы, Фревиль. Ну, с нашей-то стороны все понятно: мы им сочувствуем, они нам интересны и так далее. А вот что касается их самих…
- Да, именно!
- Думаю, тоже можно объяснить. Как вы к людям, так и люди к вам, верно? А главное, мужики-то толковые! Все видят и понимают. К государственным преступникам относятся с уважением, сами ведь с властью не в ладах. Отчего и сюда попали. А декабристы ведь - государственные преступники. И если вы декабристам симпатизируете, то и на вас это уважение распространяется.
