Это был восемнадцатилетний юноша, с бледной невзрачной наружностью, худощавый, веснушчатый, с тусклыми близорукими глазами.
Летняя парочка из дорогого модного материала сидела на нём как-то мешковато.
Белая панама с нелепо загнутыми полями придавала будущему миллионеру ещё более жалкий вид.
Походя к приятелям, Мыльников трусливо оглядывался и бестолково вертел в руках лёгонькую фатовскую тросточку.
Здороваясь с Косоворотовым, он старался держать себя развязно, но это ему плохо удавалось.
— Константина Ильича сынок? Знакомы, знакомы-с! Вы-то меня, поди, не помните! Мальчонком ведь я ещё был, когда Вы из нашего города изволили отбыть. Тоже по актёрскому делу? Приятно, приятно! А Вы, Василий Ксенофонтович, как раз под случай пришли. Отца в городе нет. За реку в скиты собрался, на богомолье. Теперь я, можно сказать, свободный гражданин. И компанию разделю с моим удовольствием!
— Ну, брат Антон, значит, мы родились под счастливой звездой! Сей юный, но многообещающий отпрыск именитого купеческого рода и напоит, и накормит нас, одним словом, ублаготворит.
— Так идёмте, господа! — предложил Мыльников.
— Что, на твою штаб-квартиру? К Аркадьичу?
— Всенепременно-с. Потому, мне больше никуда ходу нет, по причине городских сплетен и родительского притеснения… Отсюда не далече: всего два квартала.
— Идём, друзья! «Иду к Максиму я…» — фальшиво запел Петров, беря Мыльникова под руку.
— А кто это такой Аркадьич? — спросил Косоворотов.
— Номера он держит. Вверху номера, а внизу — трактир «Мавритания». Не бывал там?
Глава XXXII. Затишье перед бурей
В «Мавритании» приятелям отвели большой угловой номер с окнами на набережную.
Стеклянная дверь вела на балкон, защищённый от солнца парусиной.
В номере было прохладно от опущенных штор. Стоял полумрак.
Войдя, Петров повалился на диван, вытер вспотевший лоб и облегчённо вздохнул.
— Ф-у! Ну, теперь мы отдохнём. На улице температура прямо тропическая, а в желудке у меня настоящая Сахара! Пива! Полцарства за стакан пива!
— Да, пивка теперь недурно выпить, — сочувственно отозвался Косоворотов, открывая дверь на балкон.
— Сейчас, господа, всё будет, и пиво, и водка, — суетливо подхватил Мыльников. — Так ты, братец, — продолжал он, обращаясь к лакею, — дашь нам, прежде всего, полдюжины пивка.
— Холодного, пенистого, пильзенского пива! — с пафосом воскликнул Петров, забираясь с ногами на диван. — Графинчик водки, да не забудь поставить её на лёд, чтобы холодная была. Закусить, там чего-нибудь на скорую руку соберёшь. Да поживее, голубчик!
