Много читал, работал над саморазвитием.
Попав случайно в этот город, он первое время очень бедствовал, но потом судьба улыбнулась ему. Нашёлся старый приятель и устроил его на железную дорогу. Теперь он служил в отделе движения. С десяти часов утра гнул спину над длинными счётными ведомостями, испещрёнными цифрами.
Возвращаясь домой, брался за учебники и зубрил, зубрил до одури…
С Ремневым он познакомился в городской библиотеке. Сошлись поближе, разговорились, и оказалось, что оба они исповедуют одну и ту же веру.
Евсеев, также как и Ремнев, был убеждённый эсдек и был основательно знаком с социальной литературой. Косвенно он помогал Алексею Петровичу в партийной работе, но, несмотря на горячие убеждения последнего, не соглашался всё же бросить подготовку в университет и отдаться всецело нелегальщине. Такая уж была натура у этого нелепо скроенного, но крепко сшитого юноши, скромного и застенчивого в обществе, всегда нахмуренного и серьёзного.
Крепкая, стойкая натура…
Ремнев же ввёл его к Косоворотовым.
Василий Иванович, подчиняясь какому-то непонятному влечению, всё чаще и чаще стал бывать у последних и незаметно для себя влюбился в младшую из сестёр — Ниночку.
Чувство это пришло незваным-непрошеным, точно волна нахлынула…
Первое время Евсеев боролся с ним, а потом махнул рукой: будь, что будет…
В ночь на Пасху он едва удержался от открытого признания и досадовал на себя, что робость помешала ему договорить.
Хотя не мог, конечно, не заметить, что Ниночка поняла его.
Не удивилась, не обиделась, а даже совсем напротив.
Как хорошо было тогда на душе, в эту светлую весеннюю ночь.
В счастье верилось…
Когда он возвращался домой от Косоворотовых, то ему казалось, что и небо, бледное от утренней зари, и сонные улицы, и деревья сквера — всё говорит немыми, но понятными голосами о большом, неожиданно нахлынувшем счастье…
Потом наступили тяжёлые дни.
Сомнения пришли: слишком уж большая разница в положении была между ним и дочерью компаньона богатой старинной фирмы. Он избегал теперь встреч с Ниночкой.
Но к учебникам уже не тянуло.
Тоскующая душа просила иного выхода: Евсеев взялся за работу в кружках. Каждое утро к нему забегал Ремнев, снабжал литературой, давал инструкции.
…Так и сегодня: Евсеев ещё только что проснулся, лежал на кровати, а уже в дверь к нему постучали.
— Сейчас…
Быстро вскочил и отворил дверь.
— Здорово заспались, — улыбнулся Ремнев, — уже восемь… А я думал было у вас стакан чаю выпить… Дома-то не успел.
