— А вдруг этот проклятый Шварц не сумеет достать денег? Что я тогда буду делать? С какой рожей появлюсь на глаза панне Ядвиге?! Скандал! Позор! Впрочем, нет, как не достал? Ведь надо-то пять тысяч, а заемное письмо на семь с половиной приготовлено. Ведь это что же? Дневной грабеж? Ведь, кабы не такой случай, нечто согласился бы я на такой жидовский процент? Эх, иудово племя! Знают, когда человеку худо приходится, тут и жмут… Одначе, пока что не позвонить ли к Ипатычу?
Вишняков энергично нажал кнопку звонка…
— Дома тятенька? — спросил он у появившейся горничной.
— В магазин уехамши…
Вишняков прошел в кабинет отца, где помещался телефон, и нервно завертел ручку аппарата.
— Дзинь… Станция? Дайте Н-ские номера…
— Дзинь… Откуда говорят? А, хорошо. Попросите к телефону самого хозяина… А, кто спрашивает? Вишняков, скажите. Виш-ня-ков… Поняла? Ну, то-то…
Через несколько минут задребезжал ответный ззонок. Викул Семенович взял трубку.
— Кто говорит? А, это ты, Ипатыч. Вот что, дорогой мой, слушай хорошенько. Ноне вечером я у тебя буду… Вдвоем… Понимаешь? Оставь для меня номер. Который? Все равно, который. Если угловой с мягкой мебелью слободен, то лучше его… А ежели не слободен, так два рядом оставляй… Чтобы из стенки не слыхать было… Да настрочи своих горничных, чтобы чистоту в номерах навели… Пылинку замечу, в порошок сотру… Опосля ставь в счете, сколько хошь, только сумей нашему нраву потрафить. Да, скажи, чтобы в номерах деколоном надушили, да чтоб белье постельное чище снегу было… Холодных закусок, шампанского и фруктов я тебе пришлю. Остальное, что требуется, сам добавишь. Главное, на то напирай, чтобы сервировка не подгадила. Чтобы все на отличку было. Ну, ладно… Прощай. Часов около девяти жди.
Вишняков вернулся на свою половину. К его великой радости на диване сидел Шварц и, судя по горделивому виду последнего, явившийся «со щитом», а не «на щите».
— Достал?
— Достал, друг любезный! Только умаялся же я, как собака. Насилу уломал жида — на безденежье жалуется, давай вот, подписывай заемное письмо. — Шварц небрежно бросил своему ученику толстую пачку сторублевых ассигнаций за банковской бандеролью, с иголочки.
— Вот, брат, — продолжал он, суетливо расправляя вексельную бумагу, — для тебя стараюсь. Смотри, даже новых денег для тебя привез. Нарочно в банк заезжал, а то ростовщик дал всякой рухляди, рваных, засаленных бумажек. Таких, что хорошенькой барышне и показать стыдно. Спасибо, кассир знакомый обменил. Ты их духами немножко спрысни, совсем другой вид получится. Вроде как бы бонбоньерки конфекте от Бронислава в пять тысяч рублей. Хе-хе-хе!
