— Мама!..
Все слилось в этом восклицании: и страх потерять последнего дорогого человека, и восхищение им, и жалость к самой себе, и какое-то новое, робкое, едва-едва пробуждающееся чувство любви к людям, а может, чувство раскаяния в своих поступках. Кто знает. Она привлекла седую голову Матрены к своей груди и, не стыдясь никого, заплакала.
Надя после всего этого как-то растерялась и не знала, что предпринять. Выручил Иван Павлович, внесший предложение: дать девчатам подумать еще пять дней. Все согласились. Так неожиданно тихо кончилось собрание, начавшееся столь бурно.
Наташа, Матрена и Феня домой шли молча. В сенях Матрена, не вытерпев, спросила:
— Что же теперь, шалопутные, делать-то будете? Позор какой! Значит, ты и меня сторонишься, потому что брезгуешь моей работой — доярка, мол?!
Наташа ничего не ответила, села возле окна, всматриваясь в темноту. Она слышала, как мать и Феня разбирают постели, потом раздеваются, ложатся спать — и ни одним словом не обмолвились. Наташе стало тоскливо. Она тоже легла в постель, но заснуть не могла. Мысли шли вразнобой. Все-таки, может, уехать? А как мать? Пойти на ферму? Мать, очевидно, уже заснула, а ей не спится.
Наташа поднялась с постели, надела тапки, тихонько прокралась в сени и, взяв там плащ, вышла в огород, покрытый ночной росой. Что стоит перепрыгнуть через прясло, когда никто не видит, и бегом пуститься по тропинке на Оку? От реки веет прохладой. Желание искупаться мгновенно охватило Наташу. И вот она уже на берегу. Пусть улягутся мысли, пусть успокоятся…
Шуршат, шушукаются верхушки опадающих ив, с воем проносит над головой осенний ветер одинокие, сорванные с родной ветки листья. И почему-то кажется Наташе, что судьба ее чем-то схожа с этими жалкими листьями, подхваченными осенним ветром…
Река и небо выглядели такими страшными и черными, что Наташа стояла несколько минут в нерешительности. В селе не видно ни огонька, не слышно ни звука. «Если дождусь рассвета и искупаюсь, значит, все будет хорошо», — загадала Наташа и присела на камень. Она еще не могла никак прийти в себя, собраться с мыслями, опомниться. Странно — живет, живет человек, и вдруг на его голову обрушится столько счастья и столько горя, что не каждый способен выдержать это. Иногда полезно увидеть себя со стороны. «Все говорят, что я красива, — подумала Наташа. — Как-то Иван Павлович заметил: «Красота — это талант, данный природою». Ну и что же, пусть будет талант. Быть наделенной таким талантом — счастье, не каждому дается оно. А дальше как поступить с ним? Головы кружить ребятам? Запуталась я, ох как запуталась!..»
