– Вот именно! А мы голову ломаем.
– Ирбинский, конечно, обречён, – сказал министр регионального развития, – пяток лет ещё поагонизирует и – каюк ему. И дорога без ухода развалится. Здесь же появляется перспектива дать плитам вторую жизнь.
После этой реплики больше минуты держалась напряжённая тишина. Все понимали, что решение должен принять губернатор. А он молчал. Смотрел в бумаги перед собой, словно на них были записаны, как в тесте, варианты правильного ответа…
– Что ж, – наконец поднял глаза губернатор, – доводы весомые. Будем демонтировать и вывозить. Восемь десятков кэмэ покроем. Ещё на двадцать как-нибудь наскребём из краевых резервов. Бизнес, надеюсь, поможет ещё каким-то количеством. Так?.. Авось осилим. – Губернатор повернулся к сидящему справа первому заму: – А вы, Вячеслав Романович, подготовьте ирбинского главу сельсовета, или кто у них главный, участкового, чтоб не допускали всяких выходок.
– Скажу, что дорога в аварийном состоянии, выработала ресурс. Движение там совсем жидкое, обойдутся гравийкой.
– Хорошо… И технику надо собрать. Приехали, сняли, увезли. Без волокиты. Чтоб не успели опомниться… Ладно, – вздохнул губернатор с облегчением, – на этом и порешим. Всем спасибо.
Утром Зоя Сергеевна почувствовала себя лучше и решила поехать в город – кончались лекарства.
Можно было отдать рецепты Ольге, соцработнику, но что уж совсем в избе скисать: съездит, походит хоть возле станции по магазинам, на жизнь посмотрит. Прикупить чего-нибудь вкусного надо – Новый год на носу…
До часу дня береглась, меньше шевелилась, стараясь не потерять редкое теперь состояние, когда ничего не давит, не ломит, ноги двигаются, в глазах ясно, грудь дышит.
Осторожно оделась в выходное, с боязливой медленностью сняла с полочки сапоги, которые не обувала несколько месяцев. Но они не ссохлись, и ноги не распухли. Слава богу.
Открыла шкаф, достала шубу, которой до сих пор гордилась. За сорок лет шуба поистерлась, лезла, но по-прежнему была ей дорога. Вся жизнь вспоминалась, когда вынимала её из чехла, тоже старого, напитанного пылью, которую ни выбить, ни выстирать – вросшей в ткань пылью времени…
С каждым разом шуба становилась для Зои Сергеевны тяжелее и тяжелее, и сегодня она испугалась, что придавит, прижмёт к земле и не даст идти.
Но отважилась, надела и в этот раз, постояла, привыкая к ней. Прошлась немного – от шкафа до двери и обратно – поняла: выдюжит.
Закуталась в платок, на платок нахлобучила твердую, будто кость, соболью шапку, пошитую по моде семидесятых, а сейчас смешную и нелепую. Зато, как и шуба, дорогую ей. Теплую. Взяла потрескавшуюся кожаную сумку с документами, таблетками и ещё одной сумкой, тряпичной, для покупок, вышла.
