— Хорошо, Анри, — тихо сказал Ник, — я передам это Крису.
Бертон немного постоял, глядя на Ника, потом толкнул дверь кабины и вышел на улицу.
Огромный город двадцать первого века жил и дышал, словно единый организм. Вокруг по движущимся тротуарам неслись толпы, но впечатления тесноты не было. Громоздились причудливой формы дома-небоскребы, но они не заслоняли неба и, несмотря на высоту, казались легкими и ажурными. Разнообразный транспорт плыл, летел, катился, скользил вокруг, но во всем этом чувствовался строгий порядок, словно управляли этим движением из единого центра.
Бертон и внук встали на движущийся тротуар и вскоре пропали в толпе.
В саду, среди деревьев, горел костер. Перед Крисом на земле лежал ворох бумаг, накопившихся за всю его жизнь. Фотокарточки, какие-то грамоты еще школьных времен, черновики, студенческие конспекты, которые он принес сюда, чтобы сжечь. Он бегло, в последний раз, просматривал бумаги и бросал их в огонь. Когда он швырнул в костер очередную кипу бумаг, из них выпала фотокарточка и сразу же вспыхнула. Крис быстро схватил ее, ожег при этом палец, погасил огонь. Обгорел лишь край пластмассовой рамки. На фотографии была изображена девушка лет двадцати. Поджав ноги, она сидит в кресле и расчесывает длинные золотистые волосы, сияющие в солнечном свете, падающем из окна. Крис некоторое время разглядывал ее, затем хотел снова бросить в костер, но, вдруг увидев идущего к нему по аллее отца, так и остался с обгоревшей фотографией в руках.
— Это лишние бумаги, — сказал Крис. — То, что надо сохранить — там, в моей комнате.
— Хорошо, — сказал отец. — В случае чего, я попрошу присмотреть за ними… Что-нибудь придумаем.
Крис Кельвин посмотрел на отца и понял, что отец говорит о том, о чем Крис часто думал последнее время: отец уже стар, а он, Крис, улетает на пятнадцать лет.
— Странное у меня чувство, — сказал Крис. — Обычно дети больше привязываются к матери. К отцу должно быть больше почтения, но меньше любви.
— Чудак ты, — сказал отец, — накануне вылета не стоит острить. У нас, летчиков, это плохая примета.
Крис был благодарен отцу за то, что он перевел этот разговор в шутку, потому что чувствовал, как спазма сжимает ему горло.
— Ну, ну, Крис, — сказал отец.
Крис улыбнулся, взглянул на фотографию, которую держал в руке.
— Спасибо, — помолчав, сказал Крис.
— За что?
— За то, что ты не затеял разговор о Хари… Я нашел это в старых бумагах, — сказал Крис и издали показал отцу карточку в обгоревшей рамке.
