Саруман!
Что… милый… Фродо?..
Я еще хотел спросить тебя…
После, после! Говорю тебе: до скорой встречи.
Где?!
У-у-у… забудь, забудь… настанет еще время вспомнить, время вернуться… До встречи же!..
Где ты?
Где?!
Что убьет вновь тебя?
Что нам простит эту жизнь?
Кто нам вернет нашу смерть?
Музыка ли?..
* * *
(3–4 ноябр. 3019 г.)
…Что стало болью его?
Промерцали белесые искры на хладном клинке, и кровь этой лживой, безжалостной боли истлела за миг…
Куда — радужный облак его над падшей в сумрак времен своих землею — вознесся? Круг упал в явь.
Что — не осталось?
Одно: бездна.
…Холодный и ясный северо-западный ветер разогнал серые склизкие тучи, и пронзительными острыми огоньками впились в ночной воздух бледно-красные звезды.
Он бы поежился от холода, так, по привычке; всю свою нелепую долгую жизнь майя он боялся этого холода, явственного, земного… Он бы вздрогнул, услышав далекие голоса спасшихся хоббитов, смех, крики… И он бы крикнул сам, пошел, побежал к ним все объяснить, понять, — теперь уж все равно: прав, не прав — одно: смерть.
Но — нет: ныне пустота — ни страха, ни голоса.
Где-то там, в глубине своего разъятого бездной сознания чувствовал невыразимую боль, она должна была быть, эта боль, да вот почему-то… Кольцо, впившееся в горло, высосало кровь, а ветер бездны иссушил плоть… А дух его стал пустотою.
Пустотою… Время его, больное, неловкое, — кончилось. За гранью жизни и смерти. Радость?
Это же — любой облик, любая плоть, и теперь — любая смерть! Вернуться? Он почувствовал, что — смеется… Пустота способна принимать любые формы жизни и смерти?
Бледнокрасная корона звезд… Вечность… Одиночество… Выбрал сам. И — не выбирать уже.
Откинул прозрачный, переливающийся всеми цветами радуги, капюшон, наклонился… Тело человека — легкое, мертвое; вечное. Гримаса ужаса и отчаянной тоски застыла на мертвом некрасивом лице.
Против Твоей воли, о, Единственный и Изначальный, забираю его с собой.
И он поднял с земли труп человека.
Улыбайся. Все… кончено.
Я — видел: не будет миру покоя; не будет миру ни света вечного, ни бесконечной тьмы, до Конца времен они прикованы к реальному, им выхода нет, не поглотит их бездна, до Конца времен — ничего не случится… Ну а Конец их… никто не заметит, никто не вспомнит. Ничего не случится.
Саруман истлел. Черный скелет, тускло мерцающий в ночи голубоватыми огоньками, лежал тут же, рядом — мертвый Саруман; мертвый всегда, уходящий в пустоту, и — сама пустота, первый и последний Радужный маг Эа.
