8 ноября. Документы 14 — 15 веков, на первом месте земля и всё земное, а человек — как приложение к земле, их нерасторжимая зависимость. Теперь осознания этой связи нет из-за иллюзии могущества, и земля гибнет. Всё хуже слышим историю, больше увлекаемся показным сохранением памяти, чтобы успокоить совесть. А ведь основное — поддерживать и питать струю народного творчества, народной нравственности. Разрыв с историей породил опустошённость и бесплодие. Факт: экономические стимулы сознательно и широко использовались 500 лет назад, а в наши дни постоянно пытаются объехать экономические законы и личный интерес. В качестве урока истории я бы давал в «Правде» монтажи из летописей, грамот, писцовых книг с умным комментарием. Какое детальное знание и понимание материального мира, хозяйства, житейских мелочей, та самая свобода обладания предметом, которая невозможна при малейшем отстранении и спеси.
Шаталов произвёл двойственное впечатление. Увлеченность, горение — с одной стороны, самомнение и нетерпимость — с другой. Плохо верю в его универсальный метод, да и зачем замыкаться на нескольких учителях? Это негромкая профессия.
Мне в школе дальше идти некуда, любая перемена не пугает и представляется желанной. Так тяжело воспринимаю любые детские вывихи, сытость, неряшество, что готов бежать хоть в дворники, хоть в почтари.
22 ноября. Нынешняя школа изжила себя, жизнь вокруг неё интересней, сильней, бесспорнее и потому влечёт подростков, а школа вызывает либо насмешки, либо презрение. Злосчастная реформа-карикатура, хуже не придумаешь. Нужна модель общества: полная занятость в течение дня, ранний труд на современном производстве, насыщение искусством, спортом, обилие специалистов-практиков. малые коллективы — нечто вроде детского фаланстера. А пока приспособление новых задач к старым формам и мертвечина. Аргумент против школы и свидетельство её бессилия — засилье рока. Если в школе нет искусства, его находят на улице. Я не могу опуститься, они уже не могут подняться выше рока.
25 ноября. Жить без женщины легко, когда она существует лишь для постели, и тягостно, если она неотторжимая часть души. Первое никогда не было смыслом моих Устремлений, второе едва задело и оставило тоску. Теперь не вижу никого. Люди вообще с удовольствием рассматривают друг друга на расстоянии, а в своём микромире слепы и привередливы. Напрочь ушла открытость, доверчивость, а их жаждут, только вымещают на собаках и кошках. В этом случае безусловная преданность и восприимчивость, а люди...
