– С ним ведь все будет в порядке?
– Разумеется, нет. Ты заметила птичку, которая порхала возле его уха перед тем, как он упал? Кто-то заранее знал, что к столу подадут желе, купил такую же птицу, натаскал ее и выпустил во время пира. Птичка должна была подлететь к определенному человеку и клюнуть его. Когда вокруг мечется столько птиц, никто не обратит внимание еще на одну – и не задумается о том, что ее клюв смазан ядом.
– Думаете, кто-то воспользовался услугами Зверолова? – предположил один из старших Чилдерсинов.
– Да, тут чувствуется его рука, – согласился Максим Чилдерсин. – Дрессированная птица, яд… Определенно, без него не обошлось. Очень изысканно.
Неверфелл на ум пришел добрый десяток других слов для описания убийства, и она с тревогой подумала, что все они, наверное, отпечатались у нее на лице. И все же она так до конца и не могла поверить, что минуту назад своими глазами наблюдала смерть человека. Произошедшее слишком походило на пантомиму, тем более что остальных это зрелище скорее позабавило, нежели потрясло или возмутило.
– Но почему его друзья ничего не сделали? Почему они молча унесли его? – прошептала Неверфелл.
– Поступи они иначе, навлекли бы на себя куда бо́льшую беду. Все выглядело так, будто у него случился сердечный приступ. Если они заявят, что на их друга было совершено покушение, под подозрение попадут птички великого дворецкого.
Пока Неверфелл переваривала услышанное, она обнаружила, что ее реакция не осталась незамеченной. В паре столов от них сидели две дамы в персиковой и золотой парче. Одна из них бросала на Неверфелл изумленные взгляды, лихорадочно зарисовывая что-то в альбом. А другую и вовсе, кажется, хватил удар.
– Зуэль, кто эти женщины?
– Создательницы Лиц, – прошептала Зуэль, и с ее неподвижных губ сорвался тихий смешок. – Бедняжки. Должно быть, они впервые видят кого-то, кто… О, Неверфелл! Руки на колени и выпрями спину, несут следующее блюдо!
За новой переменой блюд последовала еще одна, а за ней еще, и о прибытии каждого возвещал свой пленительный аромат. Пирог с клюквой и куропатками предшествовал ликеру из морошки и бузины; после него официанты принесли к столу большую супницу с черепаховым супом и веточками тимьяна. Неверфелл беспокойно ерзала на стуле, понимая, что дебют Стакфолтера Стертона все ближе. Ей стоило куда сильнее переживать о том, что ее саму скоро представят двору, но, когда Неверфелл вспоминала, через что им с мастером Грандиблем пришлось пройти ради этого великолепного сыра, она чувствовала себя матерью, чей ребенок собирается выступить на сцене перед сотней придирчивых зрителей.
