– Они все живые! Мы должны освободить их!
Неверфелл рванулась вперед, но Зуэль твердой рукой усадила ее на место.
– Тихо! Обещаю, они сейчас выберутся сами. Если ты начнешь их откапывать, они проснутся слишком рано и задохнутся. Подожди, и увидишь: с ними все будет хорошо.
Неверфелл поняла, что ей только и остается сидеть смирно и воображать, как это, должно быть, ужасно, когда твои глаза, уши и клюв забиты желе, а крылья отказываются повиноваться. Замок меж тем вдруг обмяк и начал оплывать; движения крошечных крыльев становились все увереннее, и вот птицы, блестя золотыми клювами, одна за другой вырвались на свободу, оставив после себя дыры с рваными краями.
Неверфелл проводила их взглядом.
– Надеюсь, они выберутся отсюда, – прошептала она. – И светильники-ловушки их не съедят.
На тарелку Неверфелл положили маленькую ложку желе. Она несмело погрузила язык в золотистую массу, которая тут же заструилась невесомой вязью серебряных и синих нот, слившихся в мелодию столь громкую и живую, что Неверфелл стала озираться в поисках оркестра. Музыка мгновенно запала ей в душу; Неверфелл показалось, что она слышит в ней песнь об утрате, смятении и покинутых небесах.
Чилдерсины тем временем оживленно обсуждали желе.
– Изумительно, и как только им удалось не повредить птиц…
– Их пришлось погрузить в желе на год и один день, чтобы оно впитало песню, и еще год потребовался, чтобы сложить из звуков настоящую музыку…
По стенам пещеры метались нечеткие тени птиц. Они махали крыльями так часто, что в воздухе слышалось негромкое жужжание. При этом птицы не чирикали, не щебетали и не перебрасывались звонкими трелями. Ложка в руке Неверфелл задрожала, но тут ее внимание привлек богато одетый седоволосый мужчина за соседним столом. Посреди разговора он вдруг странно задергал головой и открыл рот, словно хотел кого-то окликнуть. Но вместо этого качнулся назад, а потом начал заваливаться вперед, целясь лицом прямо в свою порцию драгоценного желе. И только вмешательство соседей по столу уберегло настоящий деликатес от соприкосновения с его бородой. Они схватили мужчину за плечи и усадили ровно.
Все это выглядело настолько комично, что Неверфелл не удержалась от сдавленного смешка. К счастью, его заглушил чуть более громкий смешок Максима Чилдерсина, который тоже с интересом наблюдал за происходящим.
– Что ж, очаровательно. Отлично сработано. Я подозревал, что нечто подобное случится.
Все те же соседи по столу помогли мужчине подняться, закинули его руки себе на плечи и поволокли к гондоле. Голова седоволосого безвольно свисала на грудь, а ноги волочились по песку, оставляя за собой две неровные борозды. Смех, клокотавший в груди Неверфелл, мгновенно стих.
