Он с грустью посмотрел на пустые стены спаленки и вспомнил о булатной сабле.
Кликнув Тихона, он приказал принести ему ковшик, браги и достать замурованную в стене над лестницей саблю. Пока Тихон заделывал отверстие в стене, Фрол Кузьмич попивал выдержанную в погребе брагу. На коленях у него лежала сабля.
— Ножны ей подберем завалященькие,— вслух рассуждал Угрюмов.— Эх, Тихон, перевесь картину, прикрой рубец.
В тишине слышалось прерывистое дыхание Тихона.
И вдруг показалось Фролу Кузьмичу, что камнем придавило затылок. Пустой ковшик выпал из рук, и он, захрипев, грузно повалился со стула на пол.
— Хозяин, неужто от бражки сомлел: — улыбнулся Тихон, но, приглядевшись, замахал руками.
— Кормилец, не балуй. Ты чево удумал?
Тихон в растерянности забегал по комнате, попытался, приподнять тело хозяина, но силенок не хватило. Тогда позвал сына, и они вдвоем уложили Фрола Кузьмича на диван.
— За дохтуром бы послать,— вздохнул Тихон.
— Не к чему это, батя,— усмехнулся Филька, обшаривая проворными руками тело хозяина.
Нащупал кожаный мешочек и, не обращая внимания на негодующие возгласы отца, зубами развязал узел и высыпал: на ладонь зазвеневшие червонцы.
— Дождались свово часу,— прошептал Филька, пробуя на зуб монету.
— Золото червонное. Погуляем, пображничаем досыта.
Подобрал лежавшую на полу саблю, покрутил ее в руках.
— Та самая, заговоренная, что ни ржа ее не берет, ни зубильце закаленное, из-за нее кузнеца Маркела Изотова в каталажке держали,— объяснил сыну Тихон.
— Хозяин ее берег, значит, вещица стоящая. Мне сгодится.
Тихон, с опаской поглядывая на мертвого хозяина, укоризненно покачал головой.
— Положь от греха подальше. Чужое, оно впрок не пойдет. Пойду-ка я, Филя, насчет покойника заявить.
Тихон ушел, а Филька побросал в яму мешки с оружием и поверх свеженасыпанной земли раскидал опавшие с деревьев листья.
На кладбище покойника провожали Тихон с сыном и две старухи, увязавшиеся за ним ради любопытства. А Трюханов, так и не дождавшись Угрюмова, отправился на заимку один.
Через неделю после похорон, где-то около полуночи, в калитку сильно и нетерпеливо постучали.
— Кого нелегкая принесла? — удивился Тихон, вылезая из-под одеяла и натягивая хозяйский байковый халат.
Зевая и крестясь, он зажег свечу и с порога дома крикнул:
— Чего надобно? Смотри, кобеля спущу. На куски порвет.
— Отставить кобелей,— раздался властный голос подполковника Дмитрия Угрюмова.— Открывай, дурень, а то живо схлопочешь у меня.
