Шесть тонн ванильного мороженого | страница 94



Во время одного из таких безалаберных наездов в Москву возникла Варвара: круглые коленки, на которые она натягивала бирюзовое платье в желтый горох, толстая украинская коса и столь же безнадежно украинская буква «г» – короче, они поженились.

Цикл его статей «О бразильском ответвлении Вуду» опубликовала Американская психиатрическая ассоциация в своем еженедельнике. Почти сразу он получает приглашение читать курс в Сиракьюсском университете. Кстати, там же учительствовал его любимец Томас Сас.

Я не думаю, что это – случайность или совпадение, но одновременно его пригласили и из другого учреждения, уже не из штата Нью-Йорк, нет, гораздо ближе. От меня, с Котельнической, так вообще рукой подать – Лубянская площадь, один дробь три.

5

Я открыл дверь.

Любецкий, мрачно потеснив меня, прошагал напрямик в гостиную, оттуда донесся деликатно-мягкий «чпок» (французский коньяк, догадался я) и округлое бульканье.

Я так и стоял в дверях, пока гнутая соседская старушонка в абрикосового цвета кудряшках и ее мокроносая шоколадная такса не поздоровались со мной, причем такса не унималась и из-за двери.

– Они мне сделали предложение. – Любецкий рывком закинул голову, словно был сражен ударом в спину, и влил в себя еще коньяку.

Он сел, начал рассказывать, звучно отхлебывая из бутылки, лохматя выгоревшие волосы, скребя немилосердно щеки и до белизны оттягивая мочку правого уха. Постепенно стало ясно, что предложение, о котором шла речь, было из тех, от которых не принято отказываться. Точнее, просто невозможно.

– И представляешь, этот подонок-майор, рожа, кстати, вылитый Банионис! Помнишь, артист латышский…

– Литовский.

– Да какая, к черту, разница!.. – Глоток. – Ладно, не в этом дело… Говорит мне, сволочь: «Вы ведь патриот? Патриот!» И игриво так добавил: «Я надеюсь?» Вот тварь!

Еще глоток.

– А я ему: а где ж вы были, сукины дети, когда я по три дня не жрал?! Где ваша родина была? А сейчас, видите ли, моя научная деятельность за границей нецелесообразна. В интересах безопасности государства! Родины!

Любецкий вскочил и заходил взад и вперед по диагонали.

Солнце садилось, и, когда он головой влетал в дальнем углу в яркий сноп пыльного света, всклокоченная шевелюра его вспыхивала оранжевым, почти что электрическим сиянием.

Набегавшись, он снова сел в кресло. Ерзая и терзая кожу подлокотников ногтями, наконец рассказал про то, что о его исследованиях, экспедициях, научных трудах осведомлены не только за границей. Но и на Лубянке. Мало того, оказывается, у них где-то под Болшево есть свой центр с лабораториями, испытательной базой, гостиницей, спорт-клубом.