За спиной уважительное:
– О-о-о!
Дружелюбная корректность – наше кредо! Славик шаркнул мягчайшей губкой – на щеке появился румянец, сдунул остатки коричневой пыльцы, чуть тронул резинкой – легкий блик закруглил щеку, налил ее глянцевитым светом: так-так-так, так!
– А вы, Лариса, надолго в столицу?
Отличные ноги… Грудь, похоже, тоже в порядке. Не первой свежести, это да – пожалуй, под тридцать. А кто сказал, что это плохо?
– У сестры? «Тимирязевская»? Прекрасный район – экология! Я там в Полиграф поступал, как в лесу, честное слово… А воздух, м-м-м!
Про сестру врет наверняка. А ротик хорош, губки пухлые, как у пионерки. И в глазах черти. Бесенята… Выпить, похоже, любит… да и вообще повеселиться.
– Нет, провалился. Там конкурс – мрак! Окончил «Девятьсот пятого года», «пятачок» – училище художественное.
Славик подался назад, замер.
Выдержал паузу, спиной чуял, как зеваки тоже замерли – после стремительно прошелся по бликам белой пастелью – глаза и губы портрета заблестели.
– Высший класс! – Это из-за спины. – Мастер!
– Ну-с, мадам… или мадемуазель? Извольте оценить! Прошу!
Славик одним лихим движением развернул лист к модели.
– Прошу!
– Ой! Это я? – со смехом, чуть смущаясь, говорит она. – Ну вы мне польстили, тут какая-то кинозвезда просто…
– Польстил, ох, польстил! – Из-за спины снова занудный провинциал – непременно один такой нытик должен быть.
– Что вы, товарищ, мелете? – Это училка. Молодец, так его!
– Ничего он и не польстил! Девушка сама по себе очень даже симпатичная. А потом, может, он так видит? Понаедут такие вот – критикуют, а сами ничего в искусстве не кумекают! Стыдно, товарищ!
Славик улыбается:
– Вам-то самой нравится? А то, если нет, я себе оставлю…
– Нет-нет, что вы! Мне очень нравится. Очень…
Лариса бровь чуть вверх, улыбнулась, добавила:
– Вы такой талантливый…
Вот чертовка! Славик любезно кивнул, проворно расписался в углу, накрутив обычных своих вензелей, брызнул ядовито-приторной «Прелестью».
– Ой! А лаком-то зачем?
– Сепию закрепить. Техника эта очень… – он взглядом уперся ей в глаза, – нежная…
– А-а-а… – выдохнула Лариса.
Портрет проложен листом папиросной бумаги, свернут упругим рулоном, зажат скрепками.
Лариса протягивает две бумажки – фиолетовую и синюю.
– Тридцать, да?
Славик с тем же оттянутым мизинцем, что и при рисовании, нежно вытягивает фиолетовую:
– Для вас, сударыня, двадцать пять. Дискаунт за обаяние.
Лариса смеется.
Славик, посерьезнев, почти строго:
– Портрет сразу под стекло. Капля воды – и все пропало! Под стекло! Вы когда в Суздаль обратно?
