Затейливая родительская игра в Россию мне видится трогательной и нелепой, я в ней зритель и участия не принимаю. Я заехал на каникулы и через неделю уезжаю с университетскими приятелями в Мексику. Там будет жарко, слишком много дрянной текилы, мутное бирюзовое море, Криса пырнут ножом на набережной, Ли подцепит триппер. А еще через два года я уже буду дипломированным специалистом в сфере формирования общественного мнения и управления потребительским спросом. Я не шучу – у меня так и записано в дипломе.
Да, кстати, запомните вот еще что: мне платят за то, что я умею врать. Платят, между прочим, очень и очень неплохо. Мои клиенты – компании с подмоченной репутацией, это мягко говоря. И чем безнадежней репутация клиента, тем выше мой гонорар. Сколько? Между нами – в год выходит под тридцать миллионов, чистыми, после налогов. Имидж – материя тонкая и стоит дорого.
Не буду утомлять профессиональной технологией и хитростями моего бизнеса, скажу самую суть: психология и дураки. Причем ключевое слово здесь именно «дураки». Лично мне они, дураки, вообще симпатичны как вид, а уж дураков с гипертрофированным самомнением я просто обожаю. Нюанс: насчет ключевого слова я чуть слукавил: не «дураки», а «деньги». Вот ключевое слово, дураки в данном случае имеют такое же отношение к деньгам, как шланг к воде. Отличная штука – деньги. Недоучка Геббельс, этот хромой тролль с его теорией чудовищной лжи просто нелеп: ложь должна быть изящной. Ложь – искусство, и, как во всяком искусстве, здесь все дело именно в нюансах, майн либер херр Джозеф!
Я ненавижу солдатскую прямоту, не выношу безаппеляционности выбора между белым и черным, пошлую грубость «да» и «нет». Мое оружие – оттенки, полутона, нюансы: когда простецкое «нет», робким эхом отразившись от прохладной синевы сомнения и проплутав по лабиринту намеков и недомолвок, возвращается к тебе неожиданно уверенным «да». Образ слегка цветаст и громоздок, ну да бог с ним, да и вообще, хватит о работе.
2
Декабрь в Северной Калифорнии пахнет сырой еловой смолой и дымом. Пахнет морем. Вдыхаю полной грудью. Сам факт существования Сан-Франциско с предновогодней толкотней и шумом всего лишь в двух часах неубедителен.
Вот пересек залив по циклопическому мосту, выкрашенному красным суриком. Начало пути откровенно гнусное: тоскливые окраины с неизбежными заторами и прорвой светофоров, проехал хмурые постройки за бесконечным забором, явно что-то военное. Настроение уже было сошло на нет, но вдруг дорога вздыбилась, и с неожиданно открывшейся высоты распахнулся простор торжественно бескрайнего океана. Океан мерно колыхался, будто слушал Вагнера. Справа зеленой стеной скоро и хмуро поднялись горы. Потом дорога сузилась и, петляя, упрямо пошла вверх. Иногда шоссе вползало в мохнатое облако, наехавшее на склон, и тогда приходилось пробираться почти на ощупь. Ватные звуки, слепящая белизна, уже не понять, где верх, где низ, мне казалось, что так, заплутав, можно запросто ненароком заехать в рай. Увы, каждый раз молочное марево таяло, тусклый пейзаж проявлялся, как на полароидном снимке, и наличие рая снова оставалось под вопросом. Ну и ладно, зевал я, будем смело грешить дальше.
