Дексифея. (За девять лет до воцарения Миноса, сына Зевса)
Я рассмеялся, смущенно прикрыв лицо ладонями.
— Женщины вообще недолго задерживаются подле меня. Ну, если это не союз ради власти, как с Парией или Пасифаей.
— Ты сошелся бы с ними ради царства, будь они отвратительны, как Таурт и Эмпуса?[28] — ехидно заметил Инпу.
— Ну, по счастью они обе молоды и красивы, — я пожал плечами. — Нет, конечно, я привязан к Парии. Но иначе, чем к Дивуносойо или Итти-Нергалу. И я почти уверен, что не женился бы на Пасифае, не стань она Верховной жрицей Бритомартис.
— Почему?
— Я могу её уважать, почитать, считаться с ней. Но любить? — меня передернуло, будто я коснулся змеи. Инпу многозначительно улыбнулся и опять поскреб за ухом.
— Зло, что я причинил ей, стоит между нами!
— Пасифая смотрит на случившееся иначе, — заметил Инпу.
— О, знаток душ! Ты желаешь услышать от меня это признание? Я подчиняюсь! — горько воскликнул я. — Причина во мне, а не в ней! Она напоминает мне о моей низости!
Инпу многозначительно промолчал. Я рассеянно опустил пальцы в воду. Отражения звезд заколыхались на черной глади. Некоторое время я смотрел на колыхание воды, потом произнес едва слышно:
— Дексифея, пожалуй, единственная женщина, которая остается моей подругой уже добрую дюжину лет. И с которой мне хорошо.
— Этот отцветший ирис? — дернул ухом Инпу. — Ты и здесь не похож на многих! Разве тебя не манит прелесть юного тела?
— Разумеется, манит, — согласился я, — но её мало, чтобы удержать меня при себе.
— На сколько лет ты младше Дексифеи?
— На полтора десятка. Или чуть больше, — ответил я, слегка возвысив голос. — Разве это имеет значение?!
— Для меня — никакого, — примирительно отозвался Инпу. — Интересно другое. Ты сошелся с ней лишь после того, как Дивуносойо покинул тебя? Удивительно. Дексифея — женщина знатного рода, жрица Бритомартис. Неотлучно находилась при дворе. Ты ведь наверняка её знал и раньше. Но заметил только после того, как…
— Как боль утраты обожгла мою душу, — договорил я за него. — У неё дар от богов. Не знаю, кто из них столь щедро оделил её. Но подле неё покойно. Она умеет жалеть, не оскорбляя мужчину своей жалостью.
— И как же ей это удается?
А, правда, как? Я не задумывался над этим. Просто все вокруг неё пронизано умиротворением и покоем.
Дексифея любит синий цвет. Стены её покоев выкрашены густой умброй, отчего вошедшему кажется, что он вступил в сумеречный лес. На стенах нарисованы дома, возле них — фигурки женщин, ожидающих возвращения кораблей из дальнего плавания. Города сменяются садами, где среди цветов шафрана резвятся забавные обезьянки и поют диковинные птицы. Синие цветы украшают мягкие ковры на полу. Она не любит тесноту, и все её кресла, ложа, ларцы, столики и скамьи стыдливо жмутся к расписанным стенам больших комнат, в которых всегда прохладно, волнующе пахнет полынью. Я, уже давно по-хозяйски распоряжающийся добром, производимым в мастерских Дворца, ничего не жалел для Дексифеи, но посуду, платья и украшения она всегда отбирала для себя сама — без алчности, подчиняясь каким-то только ей понятным правилам. Ей нравятся тонкостенные глиняные кувшины-ойнойи
