В груди моей поселяется восторг, когда я вижу изобилие товаров, прибывающих на Крит. Я люблю провожать корабли отчима моего, груженые лесом, амфорами с критским вином, тюками с искусными изделиями дворцовых мастеров —: золотыми украшениями, тончайшими вазами из глины, покрытыми росписью, полными очарования чеканными сосудами.
Мне становится тепло, как от выпитого вина, когда я вижу военные корабли критян и смуглых, мускулистых воинов с медными мечами и копьями, ровными рядами идущих к ним. Сколько раз я водил их к островам Киклад, сколько подстерегал в засаде суда морских разбойников, осаждал прибрежные ахейские города, покоряя новые земли, умножая мощь и величие царства анакта Астерия!
Насмешливый голос Сарпедона прервал мои мысли.
— Знаешь, почему ты никогда не торопишься покинуть колесницу? Так ты хотя бы изредка бываешь выше меня.
— Тебе приятно сознавать, что ты хоть в чем-то меня превосходишь? — со смехом отозвался я, спрыгивая на землю и по-хозяйски неспешно направляясь к морю. Легконогий Сарпедон последовал за мной. На почтительном расстоянии от нас шли трое воинов. Не столько телохранители — ни я, ни, тем более, общий любимец Сарпедон ничего не боялись на своей земле — сколько просто обычная малая свита, положенная особам царского рода. Они сопровождали царевичей повсюду.
Мимо нас прогнали вереницу рабов. Это были жители далекой Асии. В основном женщины, несколько мужчин, дети — все измотанные качкой, понурые. И среди них — исполин, ростом чуть ли не более четырех локтей.
Редко попадаются такие среди мужей. Предания говорят, до нашего поколения на земле жили гиганты, грубые и сильные, яростные, как животные. Если это правда, то пленник был одним из них.
Взгляд пойманного дикого зверя из-под свалявшихся в войлок курчавых волос, мохнатая грудь, подобная равнине, густо поросшей кедровым лесом, бычьи мускулы, широченная спина со вздутыми следами бичей, два свежих шрама — поперек лица и через всю грудь. Не надо ни о чем расспрашивать страдальца, чтобы узнать его злую судьбу. Без сомнения — воин. Был тяжело ранен, попал в плен и теперь никак не может принять позорный жребий рабства.
— Воистину, сын Ареса! — восхищенно прошептал я и окликнул двух сонных ханаанеян-стражников:. — Кто хозяин этих рабов?
Мне указали на купца — лощеного, с тщательно завитой кольцами бородой. Заметив мой интерес к товару, он тотчас утратил степенность и, суетливо кланяясь, заспешил к нам, рассыпаясь в витиеватых приветствиях и льстивых словесах. Почуял, старая гиена, запах добычи.
