Зеленые криницы очей Незнакомки налились предательской влагой, губы задрожали, и она, запинаясь, вымолвила:
— Ты… ты же сам их сжег. Разве ты забыл?
В другой раз Фома был бы поражен — она начала вспоминать прошлое, ту дорогу позади себя, на которую никогда не оглядывалась, но Водянистому сейчас было не до того. Он сам забыл, как однажды вечером собственноручно вынес проклятые черновики к мусорному ящику, чиркнул спичкой и раздул, чтобы лучше горело. Они должны быть — и баста. Сбитый с панталыку Фома теперь уже вопил во все горло, топоча ногами:
— Меня на защите зарубят, ей-богу, зарубят!
— Это, наверно, больно, — произнесла она с такой серьезностью, что Фома даже завыл по-волчьи в черной злобе. Нашла время для филологических упражнений!
Скользя по обмерзшим ступенькам, он бросился к мусорному ящику. На том месте возвышался серый снежный сугроб. Водянистый упал на него, начал царапать ногтями, потом нашел ломик, расковырял снег, но там на потрескавшемся цементе лежала истлевшая черная каша. И мелкие кислые слезы навернулись на глаза Фомы. Он затрясся в бессильной ярости, колотя кулаками по побеленной будке, футболя сугроб ногами, размазывая по щекам грязные черные потеки. Из своей форточки выглянула Роза Семеновна и радостно каркнула:
— Так тебе и нужно! За счастье дорого дают!
Черный, выгоревший, изнутри, словно выжженное трухлявое дупло, Фома тяжело полез по ступенькам вверх, держась за сердце. Протиснувшись в дверь, он молча, не раздеваясь, в грязном костюме-тройке лег на диван. Лег навзничь, как ложатся в гроб, не замечая, как вьется возле него Незнакомка, снимая туфли с рантами, прижимает к губам чашку с водой и материным голосом приказывает: «Успокойся, Фомушка, не плачь». Но грязные ручьи стекали с его щек на белоснежную подушку. Вытекал весь запас многих лет. Какой-то недуг, как коварный враг, пробил защитные стены в организме Фомы, с кривыми ятаганами и факелами кинулся по омертвевшим улицам, на ходу поджигая дома, разбивая окна, врываясь во дворы, тревожа каждую перепуганную клеточку его тела.
На лбу Фомы выступил холодный росяной пот, цвет лица стал переходить в цвет земли. Он, держась за стену, вяло поднялся и в густом черном дыму и пламени поплелся на кухню, на ощупь взял из буфета пригоршню разноцветных таблеток, налил в стакан воды, чтобы не так было горько умирать, но Незнакомка силой отняла у него смертоносную порцию лекарств и швырнула их в умывальник. Оттуда ударило кислотными испарениями, труба раздулась, глотая, и где-то далеко, в водоотстойнике, как в животе, булькнуло.
