Обеспамятевшая синичка рванулась в небесную высь, но, сделав круг, села Незнакомке на плечо.
— Вот это да! — присвистнул подросток. — Я бы вам платил, если б вы со мной на ловлю ходили.
На вытоптанной площади Фома приценивался к нутриевой шапке, бил по рукам, сходился и расходился, ругая на чем свет стоит всех этих спекулянтов, но ничего так и не купил, потому что шла весна.
На выходе под забором их остановил сиплый басок. Таким голосом могла говорить большая, в рост человека, телефонная трубка. Но говорил человек:
— Алло, кореш, тебе пыжик нужен?
На сосновом ящике сидел сизый, с вермутом вместо крови человек в знаменитой, изготовленной по спецзаказу шапке профессора Забудько.
— Нет-нет, — испугался Фома, таща изо всех сил за собой Незнакомку.
— Тогда купи собаку, очень ученая, на газетах спит. А ну служи!
Чесоточный песик с большими ушами поднялся на задние лапки.
— На приеме у начальства, — подмигнул Фоме мужичище и хлестнул песика ремешком. — Голову ниже. Купите, а то все равно утоплю.
— Купи, Фомушка, ты добрый, — взмолилась Незнакомка.
— Не покупайте, не покупайте, — каркнула черная особа, влезая между ними. — Это у него неразменный рубль. Купят, отмоют, вычешут, а он назад убегает, к этому супостату.
— Почему так? — удивился Фома.
— Потому что знает, короста, что только этому бродяге и нужен. Он им тут уже десять лет торгует.
— А вы откуда знаете? — еще больше удивился Фома.
— Да кому ж еще это несчастье, — она кивнула на сизоносого, — кроме меня, нужно.
И Фома купил. Он все-таки очень изменился.
Новая мысль о солидарности всех оскорбленных заставила его задуматься. И то, над чем бы он прежде свысока, презрительно посмеялся, стало ему не смешно. Ему стало страшно за всех тех, которые бездушно смеются.
И прежде всего за себя.
Чем он лучше? Его судьба тоже в чьих-то руках. Кто он будет завтра, если провалится с диссертацией? Тоже никто. Потому что сам — никто.
Фома осторожно, вел Незнакомку назад в свой уютный домашний мир, все время ощущая на спине чей-то всевидящий взгляд.
А на углу, возле самого их дома из дырявой водосточной трубы зашелестела вниз страшная ледяная бомба, целясь острым клювом в темя Фомы… Он отшатнулся в сторону, совсем забыв о Незнакомке, спасая себя. Подсознательно, но крепко сидел в нем этот инстинкт самосохранения. Холодной сверкающей смертью поцеловала глыба асфальт позади Водянистого, и он помертвел, всем телом ощущая, как возвращается к нему многолетний ползучий страх.
