«Во мне со мною умирает все то, что было охвачено моим сознанием: близкие люди, их страдания и любовь, весь исторический прогресс, вся Земля вообще, и солнце, и звезды, и беспредельное пространство; и даже Сам Творец Мира, и Тот умирает во мне; все вообще Бытие поглощается тьмою забвения. Так тогда я воспринимал мою смерть. Овладевший мною Дух отрывал меня от Земли, и я был брошен в некую мрачную область, где нет времени»[107].
Как это ни парадоксально, Сергей не отчаивался, чувствуя, что где-то должен быть ответ на его страдания. Это заставило его искать причину существования во имя бытия и вечности. Какое-то время он надеялся, что его вопросы найдут разгадку в искусстве. Он долго и упорно рисовал, пытаясь выразить вечное. Кроме того, он обратился к восточным религиям, полагая, что вечность должна быть достигнута потерей себя в абсолютном бытии. Он продолжал идти по этому пути в течение четырех или пяти лет, испытывая редкие облегчения в практике медитации, но его внутренний поиск не был завершен. Он чувствовал, что висит над бездной, но в то же время как бы упирается в толстую, непроницаемую свинцовую стену.
«Никогда, никому не сказал я ни слова о моей “параллельной” жизни в духе: ничто изнутри не толкало меня на такую откровенность. Совершавшееся во мне — происходило от какого-то начала, высшего меня, помимо моей воли, не по моей инициативе: я не понимал происходившего; и однако оно было свято для меня»[108].
Хотя на протяжении всего этого периода он сознательно прекратил молиться, его сердце каким-то образом оставалось нетронутым и надежда продолжала мерцать. И луч света от этого маленького пламени в конце концов проделал крошечную трещину в свинцовой стене.
«Во мне самом рушились юношеские мечты и надежды, что странным образом соединилось с новым углубленным разумением смысла бытия вообще. Умирание и гибель слились с возрождением» [109].
Это присутствие отблеска света в его гнетущей внутренней тьме медленно и мягко раскрывало ему истинную природу Бытия. Ему было дано понять, что автор жизни — это персона, Бытие, познаваемое и постижимое. Сделав это открытие, он снова стал молиться, прося Бытие раскрыть себя. Медленно, пройдя через глубокие переживания, он пришел к пониманию того, что Христос и был этим Бытием, Создателем и автором жизни.
«Мы никогда не смогли бы узнать истинного Бога, если бы Он Сам не преодолел пропасть, которая лежит между Ним и нами, созданными существами. Наш Бог — не человеческое изобретение, а Тот, Кто действительно есть, истинный Бог, Который по своей чрезмерной любви раскрывает Себя человеку»
